Алексей Горбачев - Подвиг доктора Бушуева

Но сегодня все эти мечты лопнули, как мыльный пузырь. Неожиданно коменданту сообщили, что в роще найден труп доктора Безродного.

— И вот что обнаружено в его кармане, — докладывал офицер, кладя на стол бинт и винтовочный патрон.

Эта находка заинтересовала коменданта. Конечно, бинт в кармане врача явление обычное, а вот патрон…

— Патрон был искусно упрятан в бинт, — докладывал офицер.

— Зачем? — спросил полковник.

— Над этим следует задуматься.

Но комендант задумался над другим кем же был этот доктор Безродный? Быть может, партизаном? Быть может, он артистически разыгрывал роль труса, чтобы обвести его, полковника Дикмана, как мальчишку? Но комендант отбросил эту версию. Как ему сообщили — Безродный был убит выстрелами из пистолета на близком расстоянии, чуть ли не в упор. Если бы это сделали патрули — они бы доложили коменданту о происшествии, если бы это сделали полицейские, Дикман тоже знал бы. Значит — Безродный убит партизанами…

«Опять партизаны, опять партизаны», — исступлённо твердил полковник, чувствуя, как сжимается от страха сердце. Каждый день он видел — растут свежие кресты на кладбище, и хотя фронт был далеко, из этого проклятого городка отправлялись по почте в Германию конверты с траурными рамками.

Полковник ломал себе голову, силясь отгадать связь между обыкновенным винтовочным патроном и бинтом, найденными в кармане доктора Безродного. Комендант понимал, что здесь кроется какая-то загадка, но какая? В конце концов ему пришлось обратиться к одному из приятелей в гестапо.

Гестаповский офицер молча слушал рассказ полковника и, казалось, не проявлял никакого интереса к загадочной находке, а потом как бы между прочим спросил:

— Доктор Бушуев по-прежнему лечит больных в лагере?

— Да. С его помощью нам удалось навести порядок…

— Не спешите восхищаться лагерными порядками, — прервал гестаповский офицер. — Вы помните, в лагере у пленного был обнаружен винтовочный патрон. К сожалению, мы не сумели добиться признания, пленный оказался типичным большевистским фанатиком, и нить оборвалась. Но эти штучки, — он указал на бинт и патрон, лежавшие на столе, — дают возможность связать концы оборванной нити…

— Неужели вы подозреваете доктора Бушуева, который…

Гестаповец опять прервал коменданта.

— Возможно, что доктор Бушуев не причастен к этому делу, хотя я лично не верю ни одному русскому Но с доктором в лагерь ходит фельдшер, и где гарантия, что партизаны не подсунули доктору своего человека.

— Да, эти канальи на всё способны, — удрученно согласился комендант.

— Когда доктор Бушуев должен быть в лагере?

— Сегодня, в пять вечера.

— Очень хорошо. В нашем распоряжении полчаса, — сказал гестаповец, берясь за телефонную трубку.

…Фельдшер Николаев вообще был человеком не унывающим, а сегодня он просто сиял и радостно говорил:

— Ну, Фёдор Иванович, нынче в последний раз идём в этот проклятый лагерь. Мы своё сделали, осталось только сообщить нашим друзьям время выступления и трахнем так, что фашисты костей не соберут!

Фёдор Иванович тоже радовался: наконец-то кончится его двойная игра, он избавится от нелёгкого притворства и будет говорить то, что думает, не следя за каждым своим словом, за каждым своим жестом, как это приходилось делать при встречах с немцами. Скоро он покинет родной милый городок и уйдёт в лес.

Готовясь к этому, Фёдор Иванович выписал всех больных из барака, попросил Майю хорошенько упаковать инструменты, лекарства — партизанам они пригодятся — и для отвода глаз занялся ремонтом больничного барака.

В пять часов доктор и фельдшер подъехали на тележке к лагерю. Фёдор Иванович попросил старика Игнатова подождать их, потому что сегодня они задерживаться на приёме не думали.

Проходя знакомую калитку, опутанную ржавой колючей проволокой, Николаев подмигнул часовому — дескать, стой, стой, скоро тебе поджарят пятки, не устоишь…

— Гутен таг, пан офицер, — с улыбкой поприветствовал фельдшер стоявшего рядом с часовым унтер-офицера, зная, что тот всегда сиял, если его называли офицером.

На этот раз унтер-офицер с большущей кобурой на животе самодовольно не усмехнулся, как бывало. Он приказал медикам садиться в крытую машину, оказавшуюся тут же у проходной.

— Но мы пришли на приём, — возразил доктор Бушуев.

Унтер-офицер положил руку на кобуру.

— Садитесь! — угрожающе крикнул он.

Через минуту из лагерных ворот выскочила машина и помчалась в сторону города.

Все это видел сквозь колючую проволоку наблюдательный старик Игнатов и хлестнул коня.

Вскоре он отыскал Зернова и сообщил ему о случившемся.

— Значит, они не были на приёме?

— Не были, Иван Егорович, их сразу в машину и в город.

— Что бы это могло значить, — вслух раздумывал Зернов — Сегодня доктор Бушуев должен был сообщить товарищам из лагеря время выступления, сегодня ночью лагерь должен быть разгромлен.

— Я так думаю — в гестапо их отвезли, — предположил старик Игнатов.

— Вот что, Кузьмич, разожгите в условленном месте два костра.

— Понятно. Иван Егорович, у меня уже дровишки припасены и бензинчик там имеется. Запылают.

На всякий случай подпольщики в лагере знали, что два костра — это сигнал к выступлению.

Старик Игнатов оказался прав: доктора Бушуева и Николаева увезли в гестапо. Ещё дорогой у фельдшера отобрали чемоданчик с медикаментами, и сейчас гестаповский офицер, не сводя взгляда с доктора, выхватил из чемоданчика бинт и осторожно стал развёртывать его. Белой змеёй стелилась по полу марлевая лента. Офицер судорожно хватал её руками и не находил патрона. Как ужаленный, он подскочил к чемоданчику фельдшера, ухватил второй бинт, третий, четвертый. Гестаповцы с лихорадочной быстротой разматывали их и швыряли на пол — патронов не было.

«На-ка выкуси», — усмехнулся про себя Фёдор Иванович, догадываясь, что искали немцы в бинтах. Он взглянул на фельдшера. Тот стоял с поднятыми руками, и в его озорных весёлых глазах можно было прочесть: напрасно старались, господа фашисты, товарищей своих мы уже давно обеспечили боеприпасами… Стреляного воробья на мякине не проведёшь…

Но «господа фашисты» сдаваться не думали. Они снова копались в чемоданчиках, осматривали бутылки, пузырьки, баночки с мазями, и ничего не находили.

— Увести, — приказал гестаповский офицер, кивнув на медиков.

Поздно вечером в гестапо заглянул полковник Дикман.

— Как успехи, мой друг? — поинтересовался он.

— Ничего не нашли, — со злостью ответил гестаповец.

— Я так и думал. Напрасно держать моего спасителя под стражей.

— Подождёт.

— Я звонил в лагерь, там всё спокойно.

— А мне не даёт покоя этот бинт с патроном.