Федор Панфёров - В стране поверженных [1-я редакция]

— Ах, да. Мы подскакали к пристани. Кони, вся тройка, разом пали на землю, а у Ильи кожа с рук снялась, как перчатки. Вот так, — показал граф, как бы сбрасывая перчатки. — Я встретил Настеньку и, сходя по трапу, кивнув на издыхающих коней, сказал: «Вот, Настенька, что делает моя любовь к тебе!» А вечером?.. Вечером она отплатила мне за мою тройку лучших коней. Ах, как отплатила она мне! — он выпрямился и гордо закончил: — Вот как я жил!

«Ну и дожил до свинячьего!» — чуть не сказал Николай Кораблев.

Потом Николай Кораблев познакомился и с комендантом города Бенда — то был действительно немецкий француз, человек жуликоватый, распутный и жадный до невероятности. Он тащил из города все, что попадалось под руку, вплоть до дверных ручек, шпингалетов, крючков из здания комендатуры. Юркий и пронырливый, он ходил, вытянув лицо, как бы все вынюхивая, высматривая. Познакомился и с другими властями, а главное, с Фрицем Бломбергом. Этот, не переставая, упорно, изучающе смотрел на Николая Кораблева, все еще, видимо, не доверяя ему. И однажды, на буйной вечеринке — а они устраивались то и дело, — спросил:

— Слушайте, Карл. Вы немец, но почему у вас такой язык?

— Я ведь из Саксонии. У нас так говорят, — ответил он и по глазам Бломберга понял, что тот ему не поверил.

«Значит, следит, изучает. Его, пожалуй, надо первым убрать!» — решил тогда он, и после этого они начали друг за другом охотиться.

Но главное — Николай Кораблев работал. Он по разрешению Шрейдера отцеплял бракованные вагоны, паровозы, загонял их в тупики, затем посоветовал шефу организовать ремонтные мастерские.

— Но это надо делать только через вашего дядюшку.

— А где люди… рабочие… инструменты?

— Все достанем. Только пусть ваш дядя разрешит нам организовать мастерские.

Дядя фон Шрейдера разрешил, даже одобрил. Тогда Николай Кораблев связался через Яню Резанова с генералом Громадиным и попросил у него человек тридцать партизан, знающих железнодорожное ремесло… И дело пошло «в гору»: станция все больше и больше загружалась вагонами, паровозами, однако дядюшка одобрял, а в газете появились статьи, восхваляющие деятельность герра Шрейдера, всеобщего шефа…

Но вот вчера в ночь случилось то, чего не ждал даже Николай Кораблев: Громадин поднял на ноги жителей деревушек, и они вместе с партизанами во всех направлениях подорвали мосты и рельсы.

Станция Бобер закупорилась.

К этому дню и Сиволобов умело провел свою работу. Семья начальника станции Татищева уже давным-давно была переправлена к партизанам, переправлены и семьи большинства железнодорожников. Сиволобов, приглядевшись к тому или иному рабочему, определял его настроение по тому, как он работает: вяло ли, с придурью или преднамеренно все «корежит». Обычно, встретившись с таким человеком наедине, задавал он весьма туманный вопрос:

— Ну, как, что, брат, а?

И если рабочий, отвернувшись, поглядев во все стороны, произносил тоже, казалось, совсем невнятное, вроде того:

— Да что! Ну! Э-э-э! — тогда Сиволобов не отставал и, улучив момент, заводил с ним серьезный разговор, а получив согласие на отправку семьи к партизанам, выполнял это безотлагательно.

Узнав о том, что партизаны растащили рельсы и что станция закупорена, встревоженный Шрейдер вызвал к себе Николая Кораблева и, сидя за столом, вцепившись руками в свою птичью головку, простонал:

— Нас повесят!

— Советчиков не вешают. Тем более, я партизанам ничего не советовал. А впрочем, надо повесить вашего дядюшку, фельдмаршала фон Шрейдера! — дерзко бросил Николай Кораблев.

— Это что-о-о? — закричал, даже притопнул ногой герр Шрейдер. — Это как?

— А вот так, — и Кораблев сделал движение рукой вокруг шеи, как в первую встречу сделал это герр Шрейдер.

— За что?

— Он вас определил сюда шефом, он утвердил ваше распоряжение о браке, о ремонтной мастерской.

— Нет! — испуганно воскликнул Шрейдер. — Лучше повесить начальника станции.

— Сбежал, как сбежали и все. Станция пуста. Вы уж лучше разыщите своего дядюшку: ведь вы не пушечное мясо.

— Ах, да, да! — и, вызвав адъютанта, герр Шрейдер приказал немедленно по телефону связать его с фельдмаршалом.

— А я, с вашего разрешения, пойду на станцию. Ведь там никого нет.

— Да. Идите. Вы мой спаситель.

«Нашел спасителя!» — проговорил про себя Николай Кораблев.

Но только он вышел из здания, как в полутьме натолкнулся на человека. И отшатнулся, заметив, как блеснуло пенсне.

— А-а-а! Саксонец! Вы через час мне будете нужны, — неопределенно произнес Бломберг и, булькающе захохотав, скрылся в парадном.

«Следует Бломберга поскорее убрать», — раздумывая так, Николай Кораблев нырял под вагоны, обходил паровозы, представляя себе огромнейшее железнодорожное хозяйство, скопленное здесь. Через несколько часов все это будет искорежено, взорвано, превращено в лом и мусор.

Пройдя в самый дальний тупик, он вспомнил, что тут стоял эшелон с немецкими солдатами. Надо проверить, что те делают. И он, притушив большой, массивный фонарь, шагнул к теплушкам. Прислушался. Стояла тишина. Тогда он зашагал смелее. Опять прислушался и осветил фонарем. Двери в вагонах были открыты, теплушки пусты.

«Значит, ушли. Жаль! Очень!» — погоревал он и тронулся дальше. Пройдя еще несколько метров, остановился: из бушующей сиверки до него донеслись крики. Он осторожно двинулся на крики и вскоре рассмотрел, как немцы сгружают танки с платформ. «Ну, этого им не надо позволять!» — решил он и пошел по направлению к блиндажу Сиволобова. И вдруг столкнулся с человеком. Тот хотел было увернуться, скрыться в пурге, но Николай Кораблев схватил его за плечо.

— Кто?

— Это я, — ответил человек.

Николай Кораблев направил свет фонаря в его лицо и, признав агента гестапо, намеренно грубо закричал:

— Что вы тут делаете? Укрываетесь? Надо работать: у нас катастрофа, а вы прячетесь!

— Я сгружаю танки… Мне понадобилось на минутку в сторону. У человека каждый день такие минуты бывают.

— А-а-а! — Николай Кораблев отпустил агента и тронулся вдоль эшелона, а в конце, встав за вагон, подумал: «Что же делать? Мне обязательно надо попасть к Сиволобову. А ведь этот следит за мной! Бломберг подослал», — в эту секунду из сиверки снова вырвался тот же агент, и Николай Кораблев, не раздумывая, а с тем же омерзением, с каким бьют крысу, со всей силой ударил его тяжелым фонарем по голове. Агент вскрикнул и упал, тогда Николай Кораблев, отыскав ногою горло, всей тяжестью тела, даже подпрыгнув, навалился на него и держал ногу до тех пор, пока тело агента дрогнуло последний раз. «Да-а! Вот так же, очевидно, и Таня убила Коха! Я ведь тоже первого убиваю!» — подумал он и, сдвинув труп под вагон, прихватив с собой разбитый фонарь, крупным шагом направился к Сиволобову.