Федор Панфёров - В стране поверженных [1-я редакция]

Вскоре он условно постучался в дверь. Она отворилась, из землянки хлынул слабый свет. Вглядевшись, Сиволобов сказал:

— А-а! Николай Степанович. Проходите. Проходите. Теперь вы уж не Карл Карлович, а Николай Степанович, чистой русской души человек, — и, убрав со стола на скамеечку два автомата, несколько гранат, радостно добавил: — А «парубок» мой готов.

— Вот и налейте мне чайку, Петр Макарович.

«Парубком» Сиволобов называл небольшой, из белой жести, закоптелый чайничек; он вскипал за несколько минут, после этого фырчал, визжал, весь дрожал, даже подпрыгивал, как бы собираясь куда-то кинуться с горячей плиты.

Николай Кораблев дрожащими пальцами придвинул к себе стакан с чаем. Сиволобов подметил это и, поняв все по-своему, сказал:

— Ну, навертели вы тут делов! Ай-яй! Вагонов-то сколько, паровозов-то сколько!

— Все делали, Петр Макарович.

— Один, конечно, что? Муха. Все, ясно. Однако придумать же надо! А кто придумал? Наш Николай Степанович! Вот кто царство мертвое организовал! Оттого, видно, и волнение большое.

— У кого?

— У вас: пальцы-то дрожат. Вижу.

— Не от этого. Я человека впервой убил. Тут, недалеко. Агент гестапо за мной гнался. Ну, я его фонарем, а потом ногой на горло. Там был спокоен, а вот сейчас дрожит все.

Сиволобов задумался.

— Положим, не первого, а второго. На мосту в лицо полковнику из пистолета трахнул.

— То я как-то забыл.

— Жалко? — чуть спустя спросил Сиволобов.

— Нет.

— А чего пальцы дрожат?

— Да уж очень все напряжено. Вот что, Петр Макарович, угости меня еще чайком, а сам беги, передай Пикулеву, чтобы приступали. Можем опоздать. Фашисты из теплушек уже выбрались, с платформ танки сгружают. Когда покончите с солдатами, подожгите в разных концах цистерны с нефтью, с бензином…

— Чтобы нашим ребятам светлее было?

— Ага! А то сам видишь, что несет с небесей.

— Пейте. Приглядите за «парубком», а я пойду. Недалеко. Пикулев с рацией. Маленький, а гордый, Пикулев, — проговорил Сиволобов и, долив чайник, поставил его на плиту и вышел из землянки.

Николай Кораблев долго сидел, глядя в стакан с густым чаем, почти ни о чем не думая, а так — в каком-то глубоком забытьи. Но вскоре он почувствовал, как в нем начала расти радость. Вот она все больше и больше, мощнее и через несколько минут захватила его всего.

— Это вам за мою родину, за моего сына, за страдания Татьяны, за смерть Марии Петровны и тех, кто пал на поле брани… за всех честных людей! Да, так-то вот вам, — добавил он и большими глотками выпил стакан чаю.

«Парубок» зашумел, забулькал, засвистал, начал прыгать на плите. Николай Кораблев сдвинул его в сторону, налил еще стакан чаю и стал внимательно прислушиваться к тому, что творится на воле. Там стояла мертвая тишина. Это насторожило его. Он вышел в тамбур, долго стоял, обдуваемый злым ветром, и уже встревоженно подумал:

«Опоздали. Выгрузят немцы танки… и тогда что? — но в эту минуту со стороны, прерываемые злым ветром, донеслись крики и резкие, как щелчки, выстрелы. — Ага! Значит, явились друзья!» — Он вышел из тамбура и прислонился к толстой березе.

Белесые хвосты сиверки крутились то тут, то там, но они были уже на исходе, обессиленные, а со станции то и дело неслись крики, выстрелы, мигали вспышки огня. Потом все неожиданно оборвалось: сиверка, крики, выстрелы. Он посмотрел на светящийся циферблат часов. Стрелки указывали без четырнадцати шесть.

«Чего это они так долго возятся с кучкой немцев? — с тревогой подумал он. — Видимо, те приняли оборону. Опоздают, в семь налетит наша авиация — и всем смерть! Пойду помогу», — он шагнул в сторону, как вдруг, въедаясь во тьму, в ряде мест в небо брызнуло пламя. «Ага! Значит, подожгли цистерны. Молодцы! Ну, теперь всему этому конец!» — решил Николай Кораблев и снова спустился в землянку, припер за собой дверь, налил из «парубка» чаю, положил на стол автомат и пару гранат. Но вскоре тревога снова подняла его и вывела в тамбур. Отсюда он глянул в сторону железнодорожного узла.

Сиверка совсем улеглась. Серело. Огонь от подожженных цистерн густо окутался дымом — черным, смоляным.

«Вот это факелы! — радостно подумал Николай Кораблев и впервые за все свое пребывание «советчиком» у герра Шрейдера рассмеялся. — Идиоты! На кого полезли!» — и, заслыша русский возбужденный говор, попятился, намереваясь скрыться в землянке. Он не хотел, чтобы его заметили партизаны, а они — их было трое — появились уже перед тамбуром, и один из них, выхватив гранату, проговорил:

— Одна осталась. Снесу-ка я эту фашистскую хибару! — и было замахнулся, намереваясь запустить гранату.

Николай Кораблев весь содрогнулся и неестественно визгливо закричал:

— Да что ты? С ума спятил?!

Партизан еле удержал бросок и перепуганно пролепетал:

— Эх, в сам деле человек тут!

— А ну! Ну-ка, валяйте отсюда! — послышался голос Сиволобова.

— Э-э-э! Смекай, что здесь. Штаб наш, а ты хотел гранаткой! — проговорил второй партизан, и они скрылись в лесочке.

Сиволобов вбежал в тамбур и, видя, как по лицу Николая Кораблева горошинками катится пот, проговорил:

— Вот дуролом: угостил было гранаткой. Страшно?

— Еще бы! По дурости погибнуть страшно!

— Ну ничего, обошлось, и с теми со всеми квиты. Здоровые танки сюда доставили.

— Новой марки?

— Нет, все те же, «тигры». Давайте-ка чайку попьем да на зрелище глядеть будем. Ну, как ты тут, «парубок»? — обратился он к чайнику. — Не скучал без меня? А ну, подвинься на горяченькое местечко, — и Сиволобов передвинул чайник на плиту.

Попив чайку, Николай Кораблев, забирая с собой автомат, хотел было выйти в лесочек и оттуда понаблюдать, что творится на железнодорожном узле, но Сиволобов усмехнулся, сказал:

— Не надо. У меня есть своя труба. А туда выходить нельзя: вдруг бомбочка сорвется, да и погладит нас, а мы еще генералу нашему понадобимся. — Он открыл ловко замаскированное окошечко и подвел к нему Николая Кораблева. — Вот моя труба.

Через маленькое окошечко, в багровом отсвете пылающей нефти и бензина, открылся почти весь железнодорожный узел, забитый паровозами, вагонами. Затем они оба перевели взгляд в небо — спокойное, серое, пробуждающееся… и долго напряженно смотрели, как смотрят люди в море, ожидая прибытия парохода с родными, близкими.

Вдруг из серости с запада вынырнули тяжелые, медлительные бомбовозы. Они ползли, словно чугунные гигантские мухи, а около них, сопровождая их, зигзагообразно неслись юркие быстрые истребители.

— Неужто немец? — со страхом произнес Сиволобов.

— Непонятно, — проговорил Николай Кораблев, затем, вглядевшись, успокоительно добавил: — Нет. Наши: сделали заход с запада.

Бомбовозы медленно развернулись, легли на крыло, потом выправились… и вон оторвались одна, другая, третья… десятая черная капля. Капли пошли вниз. Растут… и сразу — ураган грома, грохота, визга.