Александр Миронов - Только море вокруг

Но Арсентьев или не понял или сделал вид, что не понимает намека капитана. Сказал, мотнул головой в сторону приближающегося встречного транспорта под охраной двух тральщиков:

— Этого надо сопровождать, вон сколько народу на нем. А наши конвоиров я бы отправил туда, где они нужнее. Сами дотопаем.

Маркевич не ответил, поднял к глазам бинокль, посмотрел на теперь уже близкий транспорт. Суда расходились правыми бортами, встречный ближе к берегу, и на палубе его виднелись вплотную стоящие один к другому люди в солдатской и матросской одежде, с автоматами на груди. До Печенги оставалось немного и чувствовалось, что десантники готовы к высадке на берег.

Алексей хотел отдать распоряжение — приветствовать транспорт подъемом и быстрым спуском кормового флага, но вздрогнул от громкого, тревожного вскрика на полубаке:

— Слева курсовой сорок пять перископ подводной лодки!

В ту же секунду и Коля Ушеренко возле своего пулемета испуганно закричал:

— Перископ, перископ! Вон торчит!

Маркевич резко повернулся в ту сторону, куда парнишка указывал рукой, и в окулярах бинокля на золотой от солнца воде сразу заплясал черный столбик перископа субмарины. Он не двигался, не рябил воду, а неподвижно замер на одном месте, разглядывая надводные корабли. Алексей на миг окаменел, во рту стало сухо, горло перехватил и сжал тоже готовый сорваться крик. Будто и время остановилось, застыло перед угрозой, нависшей над транспортами. Бросился к машинному телеграфу, успев крикнуть сигнальщику:

— Оповестить корабли!

Он знал: еще мгновение, и вражеская торпеда врежется в борт транспорта с десантниками. Слишком выгодная позиция субмарины: море вокруг залито солнечными лучами, в блеске которых столбик перископа почти неразличим, и враг расчетливо выбирает, а может, и выбрал уже выгодную для себя цель…

Словно в подтверждение этого перископ дернулся, как от толчка, и быстро исчез с поверхности моря.

«Выстрелила!» догадался Маркевич.

И странно: волнение сразу оставило его. Тело налилось упрямой силой, рука намертво сжала ручку машинного телеграфа, мысли работали четко, без заминки. Казалось, он даже видит путь торпеды в толще воды. И поэтому голос капитана прозвучал спокойно и удивительно твердо, когда он приказал Арсентьеву, одновременно переводя стрелку машинного телеграфа на «самый полный вперед»:

— Всех наверх! Шлюпки к спуску! Приготовиться…

Он не договорил: помполит уже понял его замысел командира и вихрем скатился с мостика. Алексей чувствовал, сто наступает последняя минута, но даже и в эту последнюю минуту не раскаивался в том, что спасая транспорт с людьми, подставляет под удар экипаж своего парохода…

Взрыв ахнул под носом судна, под полубаком, с которого только-только успели сбежать на палубу, предупрежденные помполитом комендоры. Будто чудовищная стена грохочущего огня обрушилась на Маркевича, сбила с ног и придавила к деревянному настилу мостика. Преодолевая тяжесть ее, он заставил себя подняться сначала на четвереньки, а потом и во весь рост. В ушах стоял неумолкающий звон, перед глазами расплывались разноцветные, очень яркие круги, по щекам за воротник кителя текло что-то липкое, теплое. Но и не слыша, почти не видя ничего, Алексей понял, что ему удалось успеть.

Медленно-медленно возвращалась к нему способность понимать происходящее вокруг. Как сквозь туман Маркевич увидел транспорт с десантниками под охраной тральщиков, уходящий прежним курсом, увидел «большие охотники», бомбящие море, и наконец, нос своего судна, по самый полубак погрузившийся в воду. Кто-то взбежал на мостик, тронул капитана за плечо и голосом Носикова прокричал в кровоточащее ухо:

— Шлюпки спущены! Грузить людей?

Маркевич отрицательно покачал головой:

— Проверьте переборки в носовых трюмах.

— Первый залит, переборка второго пока выдерживает напор, — чуть отчетливее услышал он. — Вода прибывает медленно.

— Добро́ — Алексей кивнул и опять взялся за ручку телеграфа. — Прямо руль…

Он свистнул в переговорную трубу, прижался к ней ухом и еле-еле расслышал голос почему-то не Симакова, а Закимовского:

— Машина!

— Можете дать ход?

— Есть ход!

И Маркевич перевел ручку телеграфа на «полный назад».

Высоко задрав корму, так, что гребной винт наполовину высунулся из воды, «Коммунар» медленно двинулся кормой вперед по направлению к берегу. Он был похож в эту минуту на тяжелораненого, истекающего кровью бойца, из последних сил бредущего к рубежу, который ему приказано занять во что бы то ни стало. Несколько прояснившимися глазами Алексей видел, как вокруг уже распахнутого первого трюма мечутся, суетятся матросы и с ними Арсентьев, и по встревоженным жестам их догадался, что вода в трюме продолжает прибывать. «Выдержит ли водонепроницаемая переборка? — скорее с сомнением, чем с тревогой, подумал он. — Пластырь все равно не подвести. Надо выбрасываться на берег…»

Надо что-то делать, предпринять то единственное, от чего зависит спасение торпедированного корабля и оставшихся в живых людей. Надо! Это неотвратимое «надо» окончательно вернуло капитану силы. Если переборка не выдержит напора, вода хлынет во второй трюм и «Коммунар» пойдет на дно. В этом случае жертв не избежать…

— Переборка прогибается, — тревожно напомнил Ефим Борисович. — Грузить людей?

— Рано! — упрямо покачал Маркевич головой. — Судовые документы?

— В шлюпке.

— Раненые есть?

— Трое.

— Тоже в шлюпку… Постой, Ефим! В случае чего… примешь командование. Теперь иди…

Большие охотники, наконец, прекратили бомбежку моря, — то ли добили подводную лодку, то ли успела она уйти, сейчас все равно не узнать. Они примчались к «Коммунару» и шли теперь рядом с ним, прикрывая пароход со стороны моря, как верные стражи или как почетны эскорт. С палуб их что-то кричали военные моряки, но Алексей не различал слов. Все силы, вся воля его были сосредоточены на одной мысли: успеть добраться до мелкого места. И только когда киль корабля скребанул по подводным камням так, что вздрогнули мачты, он дернул ручку машинного телеграфа на «стоп!» и обессилено провел ладонью по лицу, стирая холодный пот.

Вызвал машинное отделение:

— Матвеич?

— Я!

— Как там у вас?

— Порядок…

— Позови Симакова.

Закимовский замялся, ответил как-то странно:

— Нету его… А что?

— Кто в кочегарке?

— Иглин. Один пар держит, всех остальных выгнал наверх. — И тише — или это лишь так показалось: — Врача бы…

Маркевич не не понял его, повернулся к трапу, — сойти на палубу, где опять громко и возбужденно звучат голоса моряков. Но бросив взгляд на море, увидел справа по борту, далеко на горизонте, черный силуэт какого-то корабля, навстречу к которому уже помчался один из «больших охотников».