Александр Миронов - Только море вокруг

Он оглянулся, заслышав чьи-то шаги, и передернул плечами: легок на помине.

— Не спим? — подошел к нему Григорий Никанорович.

— не сплю!

— А почему?

— Старость! Говорят, старики мало спят: стараются бодрствованием продлить свою жизнь.

— А ты, я вижу, стараешься сократить ее, — в голосе Симакова звучала добродушная ирония. — Мол, смотрите, как я ежесекундно начеку!

— Мне виднее, когда спать, когда бодрствовать.

— «Мне», «я», «мое», «касается только меня…»

— Хотя бы и так. Дальше что?

— А дальше вот что, товарищ капитан, — и голос Григория Никаноровича стал резким, официальным. — Придем в Мурманск, я сразу открытое партийное собрании созову. Прошу вас подготовить подробную информацию о работе экипажа. О каждом человеке, обо всей нашей работе. Мне кажется — нет, всем коммунистам кажется, что настало время всерьез поговорить об этом!

И ушел, так хлопнув дверью в жилой коридор, что Алексей почти ощутил, насколько разозлен парторг. Подумал, ожесточаясь сам: «Даст он мне жизни, пропесочит. Все шишки на меня посыплются. Ну что ж, и я молчать не буду, хватит!»

В Мурманске, как и положено по приходе в порт, Маркевич прежде всего отправился в морское агентство — узнать о предстоящем рейсе, о характере назначенного для судна груза.

Там его долго задерживать не стали: в прифронтовом городе все делалось быстро и по-военному четко.

Морской агент, человек в годах, приземистый, грузный, с отекшим от переутомления лицом, встретил Алексея так, словно только вчера расстался ним.

— Ты, брат, постарайся не задерживаться у нас, — не приказал, а попросил он, забыв назвать свою фамилию. — Бомбят, сволочи, до умопомрачения. Каждый день по нескольку налетов. Грузитесь авралом и марш в Архангельск, от греха подальше. Как бы не потопили ненароком.

— Кочегар у меня… начал Маркевич.

— Знаю, знаю, — морагент замахал руками. — Прислали тебе замену, из Архангельска. Постой, как его? Запамятовал… Ну, да он сам сегодня явится. У тебя все? Иди, браток, недосуг мне. Пока!

Алексей шагал по каменистой улице к порту и с теплым чувством признательности думал о морагенте. Вот ведь — измотан донельзя, издерган постоянными бомбежками, и со здоровьем, судя по отечности на лице, у него далеко не блестяще, а сколько спокойствия у человека…

— Товарищ Маркевич? Здравия желаю! — нарушил мысли чей-то голос.

Алексей вскинул глаза.

— Витюк!

Трудно было узнать бывшего третьего штурмана с «Володарского» Виктора Виноградова в этом подтянутом, стройном, удивительно ладно скроенном капитан-лейтенанте. Пожалуй, и не узнал бы, если б не бархатные библейские глаза, с выражением веселого изумления глядящие сейчас на Алексея.

— Витюк… — повторил Алексей. — А мне о тебе недавно Миша Домашнев говорил. И Ушеренко…

— В самом деле? Ты, значит, и у нас побывал?

— Да.

— Вот и встретились… Сколько же лет мы не виделись с тобой? Кажется, с тридцать третьего, когда я ваш «Челюскин» провожал? Подумать только — десять лет?

Их толкали прохожие на узком тротуаре, — они не замечали. Тучный капитан третьего ранга сердито глянул на Виктора, буркнул: «Хоть бы посторонились!» — и Виноградов взял Маркевича под руку, сказал:

— Торопишься? У меня полчаса свободных. Зайдем, потолкуем. И по маленькой можно пропустить…

Они спустились в глубокий подвал, из которого веяло душной сыростью. Неяркие лампочки светились под потолком, а под ними стояли разномастные столики с не очень обильной снедью и бутылками. За столиками сидели люди в гражданской и в не нашей военной форме, и Виноградов объяснил:

— Бар для союзников. Нашему брату сюда ход заказан. Накроет меня патруль — не миновать губы… Ничего, мы в уголок заберемся, там потемнее.

Виктор сел спиною ко входу и попросил уже немолодую официантку поставить им коньяк и закуску.

— Кого-нибудь из наших встречал? — спросил он. — Пораскидало всех по белому свету. Только Миша да Яков здесь. Держи, за встречу, старик!

Они чокнулись, выпили.

— Закимовского помнишь? Егора Матвеевича? У меня, на «Коммунаре», — сказал Алексей.

— Золотце?! Вот славно? Мне Домашнев о нем рассказывал. Как он?

— Ничего, тянет. Только для торгсина уже не годится, — рассмеялся Алексей, белый стал, седой.

— Жаль Котлова, не дожил. Вот бы встретились: они же такими корешами были!

— Постой, как не дожил? Мы же видели Петровича. На Колгуеве, на маяке…

— Когда?

— Прошлой весной.

Виноградов помрачнел, и мягкие добрые глаза его сразу стали беспощадно суровыми:

— Коровяченку помнишь? Недобитка кулацкого, который с «Володарского» в Норвегии сбежал? Он погубил Котлова.

— Как?

— Прошлой весной с Колгуева поступила шифровка, что на маяке не все ладно. Меня и послали туда выяснить, в чем дело. Пришел, а Петровича уже похоронили.

Он помолчал, вспоминая:

— На маяке надпись видел. Кровью. Котлов написал: меня, значит, немцы убили, а привел их сюда Коровяченко… Отомстить просил…

Алексей сидел как оглушенный этой вестью. Будь слезы — заплакал бы, так жалко старого боцмана. Вспомнилась давняя, еще на «Смидовиче» в Киле, клятва Петра Иглина: найти и своими руками задушить этого проклятого кулацкого выродка — Костю Коровяченко.

— Найду тихо, трудно сказал Алексей. — Не Петька, так я найду.

— Или я, — подхватил Виктор. — Все равно не уйдет…

В подземный бар входили все новые одиночки и группы иностранцев, и с каждой минутой становилось шумнее. Виктор хмуро посмотрел через плечо, покусал губу.

— Видал, где у них второй фронт? Воюют… А чуть тревога — сразу наверх: бомбоубежище рядом в скале, никакою фугаской не прошибешь. Зато пьют храбро. И кулаками работают. К вечеру, когда бомбежки кончаются, комендантской команде хватает работы их драки разнимать… Ты что? В чем дело, Леша?

Алексей не сводил глаз с троих иностранных моряков, только что спустившихся в подвал. Они остановились в дверях, брезгливо рассматривая полутемный зал. Казалось, ничто не заставит их присесть за один из захватанных, залитых вином столиков, — вот-вот повернутся и уйдут.

— Видишь того, в середине? — сдавленно произнес Алексей. — Высокий, морда холеная, трубка в зубах… Я ж его знаю!

— Виттинга? Капитан с американского транспорта? Ну-у, это мой старый знакомый.

— Никакой он к черту не американец! Сволочь, шкура белогвардейская! Почище Кости Коровяченки!..

— Да тише, не ори ты, — Виктор наклонился через стол поближе к Алексею. — Белогвардеец, говоришь?

— Конечно! Помнишь, как мы с Золотцем уходили в Ахангельске с «Володарского»? На датчанина, на «Отто Петерсен». Он там старпомом был, Виттинг этот самый, Всеволод Арнольдович… А когда мы в Испании в Толосе сидели, он у фалангистов в переводчиках подвизался. Из-за него меня надсмотрщик Пепе чуть на тот свет не отправил. Да я его… — Алексей начал подниматься из-за стола, увидев, что Виттинг и те двое с ним повернулись к выходу.