Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

— Надолго теперь здесь засядешь, поверь мне.

— Понимаю.

— Ну, командировочные возвращать не придется? — директор, конечно, шутил, но Виктор принял фразу всерьез, неопределенно пожал плечами. Там, в Японии, он словно смотрел остросюжетный фильм с множеством вариантов, неожиданных поворотов, неизвестным исходом. Задача была более чем скромная: познакомиться с технологией производства стекла для цветных кинескопов. Он и смотрел во все глаза, дотошно расспрашивал немногословных специалистов, подолгу раздумывал над их скупыми фразами. А они и впрямь были не больно-то разговорчивы, когда дело касалось технологии. Смотри, пожалуйста, на то, что на поверхности, а в глубину не лезь.

Подошел Николай Николаевич, за руку поздоровался с генеральным директором.

— Вот и твой наставник тут как тут, — улыбнулся генеральный, — с глазу на глаз говорить с тобой не дает.

— Говори, я вмешиваться не буду, — серьезно ответил Николай Николаевич.

— Хотел я тебя, братец, на руководящую должность двинуть. Уже с главком согласовывать начал. Заместитель по кадрам удивился: «Не молод ли для начальника цеха? Твой протеже?» — «Да», — отвечаю. «Ручаешься за парня?» — «Как за самого себя».

— Спасибо за доверие! — Виктор после этих слов генерального снова засомневался в правильности уже сделанного им под воздействием председателя завкома выбора. Выйдет ли из него настоящий профсоюзный вожак — неизвестно, а технический специалист, пожалуй, наверняка выйдет. Иногда задумывался над тем, что, пожалуй, смог бы возглавить печной пролет, знакомое до мелочей производство, начиненное сложной техникой, взять под свою руку сотни людей. Он не гнался за должностью, никоим образом не причислял себя к людям, делающим карьеру. Просто многое нынче не нравилось в организации труда. Повсюду бригадный метод в почете, а у них, в стекольном, по-старинке — мастер перед мастером как петухи ходят. Вековой, фамильный спор продолжают — чей мастеровой род деловитей. Ему и раньше казалось, что хватило бы сил перекроить, переломать не только технологию, но и многие застывшие догмы, формализм в соревновании внутри цеха, когда только одна фамилия мастера исключала возможность лишения призового места. Сегодня, образно говоря, он поймал давнюю задумку прямо за обжигающий хвост. Теперь он не просто начальник печного пролета, но и профсоюзный вожак цеха.

— Справишься с должностью? — в упор спросил директор.

— С должностями, — осторожно поправил Николай Николаевич. — Перефразируя слова Суворова, скажу: заботою людской живущий, читай устав на сон грядущий. Профсоюзный устав, конечно. Думаю, поможет, — и шутливо добавил:

— Со своим уставом в чужой монастырь не лезь! — полушутливо отмахнулся генеральный, давая понять, что не склонен поддерживать председателя завкома. — Производство, производство нужно поднимать. Ты на мой вопрос так и не ответил?

— Работа, думаю, по силам, особенно после поездки на острова. Кругозор расширился… в электронике.

— И, надеюсь, в политической экономии. Можешь сравнить, как живут люди там и здесь, восславить наш, советский образ жизни. Знаю, ты мимо людской беды не пройдешь, не отвернешься стыдливо.

— Буду поднимать стекольный! — четко сказал, как отрубил, Виктор.

Генеральный поморщился. Он ждал от Виктора не совсем такого прямолинейного ответа. Хотелось услышать привычные слова о тесном содружестве с коллективом, о помощи со стороны руководства, а он… даже не обмолвился о Максименкове — недавнем своем учителе, не счел нужным упомянуть, что рука об руку станут поднимать новые печи, весь цех. Разом отрубил: «Буду поднимать стекольный!»

Николай Николаевич словно прочитал мысли генерального. Он тоже подивился решительности Виктора, подумал: «Молодость порой бесцеремонна. Она легко сжигает за собой мосты, забывая, что эти же мосты могут понадобиться для собственного отступления». У него немного испортилось настроение, словно что-то раздвоилось в душе: продолжал мысленно размышлять о таинствах человеческой натуры и в то же время искал доводы в оправдание своего любимца. «Ничего, характер есть — это тоже немалый плюс, уверенность в себе — хорошая черта, если, конечно, она не перерастет в самоуверенность. Остальное — приложится, конечно, с нашей помощью. Любой, самый драгоценный, камень нуждается в умелой огранке». А Виктор, не замечая смущения на лицах руководителей, продолжал рассказывать о предприятиях электронной промышленности на чужих островах.

— Сможем их «достать» в ближайшие годы? — машинально спросил генеральный, усмехнулся: сам неоднократно бывал в Японии, знает достаточно хорошо их плюсы и минусы.

— Трудно, но… обязательно «достанем».

Самоуверенность, казалось, помимо воли сегодня буквально лезла из Виктора. Последняя фраза обожгла, стало неуютно: «Чего это я вдруг раскудахтался?.. От радости, что ли, бахвальство появилось?» Захотелось как-то оправдаться перед генеральным директором, но тот круто повернулся в сторону новой печи.

— Прежде всего проверь готовность футеровки, — не глядя на Виктора, приказным тоном произнес директор. — Новая печь должна выдержать фантастическое напряжение. Специалисты института не гарантируют десятилетнюю стойкость.

— Мы внесли в конструкции печей столько нового, что без ученых обойтись трудно.

— На своих мастеров положись. Раз ошибемся, два, а потом… — генеральный поманил Тамайку, который выглянул из-за груды огнеупоров.

— Здесь Тамайка!

— Кликни Никитина. Ну, что замер? Разве я сказал что-то непонятное?

— Однако, не позову. Не велел мастер звать. Шибко сердитый. — Тамайка набрался решимости, встал перед металлическим трапом, загораживая вход.

— Шибко сердитый? — с улыбкой переспросил Виктор. — Сейчас мы его развеселим. Скажи мастеру: внизу, мол, ждут генеральный директор и начальник печного пролета. Выполняй!

— Меня ругать будет, не вас! — проворчал Тамайка. Однако нехотя полез вверх. Генеральный снова почувствовал легкую досаду. Озлился: «Нервы, нервы, сдают, стал похож на барышню из института благородных девиц. Подумаешь, парень поспешил назвать себя начальником, хотя с момента назначения и суток не прошло. Да не в Викторе дело. Час назад звонили из министерства. Освоение новых кинескопов поставлено на особый контроль. Передали: министр недоволен темпами стройки нового корпуса».

Парфен Никитин появился не вдруг. Сначала Виктор и генеральный услышали, как чаще застучал его молоточек внутри печи, потом все смолкло. Наконец появился на кромке печи Тамайка, за ним, тяжело дыша, Парфен. Ворчал что-то себе под нос, совсем не смотрел в сторону начальства. На боку его привычно болталась знакомая всему печному пролету сумка с надписью «Аэрофлот». В ней обычно Парфен носил образцы кирпича, не доверял сумку никому.