Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

А лицо прежнее, юношеское лицо, мужского маловато. Видно, Галина и полюбила его за мягкость. Да и любовь ее была похоже на материнскую — он вроде ребенка. Да таким и останется.

Из-за колонны все видно. Николай с Таисьей у выхода оглянулись. Он взмахнул ресницами, о чем-то явно подумал в этот момент, нахмурился. В синих глазах полыхнулись испуг и удивление. Но тут же и погасли. Волосы отпустил до плеч. Мода, говорят, а в действительности — характер.

Когда семью бросил — Дуся рассказывала, — Таисья пришла к ней с детьми. Стоят и плачут. Как Дуся только выдержала тогда.

На что же Галина надеялась? Да и нельзя женщине забывать про свой недолгий век: мальчик только в силу вошел.

Другое дело — Юра. Старые товарищи, одногодки. Чего же еще? Ан нет!

В окошко из проходной все видно. Таисья протянула Николаю хозяйственную сумку, дала наказ. Он покивал послушно, даже повторил, видимо, задание. Она отсчитала ему копейки и пошла к трамвайным путям, он — налево, к булочной. Повезло, можно будет встретиться, поговорить.

«Ну, тетя Дуся, прости, не обижайся, — думала Соня, догоняя Николая. — Виновата я, нет у меня характера, не смогла поступить иначе…»

На переходе загорелся красный. Николай перешел на другую сторону. Соня потеряла его на минуту, но тут же увидела в толпе около булочной.

Она все стояла, нервничая, пропуская машины, какой-то бесконечный поток тек по магистрали. Зажегся зеленый. Соня влетела в булочную, заняла очередь за Николаем, все еще не зная, как начать разговор.

Он вилкой сдавливал батоны, решал, какой брать.

— Мягкая? — спросила Соня и тоже взяла вилку.

— Да так, ничего… — Повернулся и сразу узнал: — Соня? Как в наших краях?

Она обрадовалась, вроде бы не ждала.

— Случайно…

— Вот здорово! — говорил он. — Ну, рассказывай. Как живешь? Замуж вышла?

— Да кто возьмет?..

Улыбалась неопределенно, не зная, говорить с ним здесь или нет. Нельзя при людях — вон как тетки наставили уши. Вдруг сослуживцы?

Он, видно, и сам думал, как бы уйти, глядел на дверь нерешительно.

— Не спешишь?

— Нет, — сказала Соня.

Они шли вместе целый квартал, точно незнакомые. Соня старалась не отстать от Николая, но он будто забыл о ней. И вдруг остановился.

— А я думаю, — сказал он, — ты не случайно здесь. Галина просила? Я ведь тебя видел там, в проходной, да только решил, что мне померещилось. Знаешь, мелькнуло лицо, а я не поверил себе, отмахнулся, как от невозможного.

Она глаза опустила, не стала врать.

— Та-ак, — сказал Николай, растягивая слово. — Галина приезжает?

Соня кивнула. Чего говорить лишнее, сам догадался. Николай опять рванулся вперед, но сразу же остановился:

— И когда?

— Завтра…

Он заговорил торопливо:

— Хорошо, что пришла, очень я тебе благодарен. А я второй год не живу, а мучаюсь, помню Галину. Забыть ее не могу. Только когда играю с детьми, успокаиваюсь. А Таисья магазин оставила, к нам на завод пошла, ты ее видела… В отделе главного диспетчера работает, графики чертит. Но главная ее работа, — засмеялся странно, — за мной следить. Вместе теперь ходим. Под руку. Это ты случайно меня одного поймала, я под надзором.

Соня взглянула на него с состраданием. А у него щеки рдеют, глаза блестят, говорит возбужденно, а сам куда-то поверх головы смотрит, — такая тоска!

— Галину я должен увидеть обязательно. И она, значит, хочет, раз послала тебя. Помнит. Не может забыть. Нет, нам еще долго с этим грузом жить.

— Помнит, Коля. Сказала: с поезда ко мне приедет, никто в городе об этом не должен знать.

— Завтра? — нервно спросил он. — Во сколько у тебя быть?

— Поезд в девять вечера. А ты уж сам думай, когда удобнее…

— В восемь буду. Даже раньше, пожалуй. Лучше у тебя подожду. Дома скажу: пошел в автомат позвонить сослуживцу. Мне главное — уйти. Таисья-то бешеная. В первую очередь может к тете Дусе броситься. Она ни с чем не считается, ни с чем…

Он сказал спокойнее:

— Ты, наверное, еще будешь Галине звонить? Скажи, я рад. Жду ее. Скажи, очень мне нужно ее увидеть.

Он даже изменился внешне, приняв решение. Расправил плечи, взял Соню под руку — совершенно свободный стал человек. Даже шутить начал.

— Представляю, Соня, что с Таисьей начнется! Она опасность сразу почует, в морг не помчится. Если и побежит, то по старым следам, она их не забывает…

— Ты меня тетей Дусей пугнул, Колечка. Вот кто страдать не должен. Она-то совсем ни при чем. Она же сама тебя домой возвращала. А Галка по глупости что-то у матери спросила обо мне, та поняла, к нам прибежала, пришлось слово дать, что помогать не стану.

Они будто сказали все, что нужно. И трамвай подошел, не заставил ждать. Соня остановилась у двери, не прошла в вагон. Народ схлынул — работающие уже разъехались.

Николай помахал ей. И опять Соне почудилось, что с ним произошла перемена, вторая за этот короткий час. Вобрал голову в плечи. Стал одинокий, незащищенный, нахохлившийся. «Ах, Галка, Галка! — подумала Соня. — Права Дуся — не нужно вам заново ворошить… Лучше Таисьи ему не найти. Этот тогда хорошо живет, когда им хорошо командуют».

Двери все не захлопывались, а Николай и Соня глядели и глядели друг на друга, думая о своем. Жалко его! На такой шаг решился — как в атаку идет, как на смерть.

Ей вдруг захотелось сказать ему что-то доброе, поддержать, смягчить всколыхнувшуюся боль, и она неожиданно крикнула:

— Коля! Не забудь в булочную!

— Куда?

— Булку возьми, тебе велели.

Он не мог понять, думал о другом.

— Зачем? С поезда, что ли?

— Тасе, Тасе! Домой!

Он закивал. Дверь захлопнулась. Трамвай застучал по путям, закачал прицепным вагоном. Николай уходил с остановки сутулясь, пряча одну руку за пазуху, а вторую в карман. «Хорошо ли я сделала? — снова подумала Соня. — Как бы большой беды не навлечь».

…Галина Сергеевна нервничала, то и дело уходила в тамбур: поезд сильно опаздывал.

Кто-то протянул ей пачку сигарет. Галина Сергеевна взяла. Поднесли спичку. Она закашлялась, примяла сигарету в пепельнице.

Соседка по купе глядела на Галину Сергеевну с любопытством, даже не глядела, а разглядывала.

Галина прилегла на жесткую дорожную полку — постель была уже убрана, — подержала книжку в руках, но читать уже не смогла.

— Раньше нам все равно не приехать, — сказала соседка.

Галина Сергеевна бросила на нее недовольный взгляд. Это была молоденькая девушка лет девятнадцати, коротышка с румяными щечками.

— Что, не согласны? — девушке явно хотелось поговорить.

— Не приехать, — торопливо согласилась Галина Сергеевна, чтобы прекратить разговор.

Девушка затянулась сигаретой, запрокинула голову, медленно выпустила вверх облако, дыма, сказала с рассеянным и небрежным видом: