Владимир Глушаков - Цветение калины

В подобных ситуациях, отметил Сергей, если наладчику или мастеру Гене (а он частенько подменял на линии наладчика) удавалось сразу устранить неполадку, с которой запросто мог совладать сам сверловщик, тот прятал бесцветные капельки глаз в глубокие жирные складки кожи под лбом и молча приступал к работе.

Но в этот, раз наладчик надолго застрял возле штамповочно-сверлильного агрегата, и Самсон, торжествуя в душе, не мог скрыть довольной усмешки на широком лице: что, мол, взял? Вот ты и наладчик! И ведь чуть было не восторжествовала равнодушная ухмылка Самсона над растерянным и слегка озадаченным взглядом мастера Гени, но уже то, что держался последний просто и естественно, тогда как Самсон — непонятно отчего нарочито-весело и возбужденно — не понравилось многим на участке, поэтому оттерли могучего бестолкового дядю от станка — мудрили сообща до тех пор, пока штамп не защелкал железными челюстями…

А под конец смены на линию завернули молоденькие лаборантки в белоснежных халатиках, похоже, измерять степень загрязнения воздуха. Одна из девушек, работая со сложной аппаратурой, время от времени отрывалась от приборов — внимательно и сочувственно поглядывала на Сергея, стоявшего во весь рост на своем мостике. Почему-то Сергею под этими взглядами сделалось неловко и стыдно за себя такого: грязного, потного, одуревшего к концу смены от маховиков…

Проверяя чистоту воздуха, Оксана (он, конечно ж, узнал бывшую прессовщицу!) теперь не имеет никакого отношения к этой пыли, которая при каждом новом цикле станка фонтанчиками выбрасывается ему в лицо. Отчего же она не подойдет? Сергею сделалось не по себе от мысли, что она предала то, чем когда-то была так горда, чем дорожила в своей жизни…

Оксана, словно угадав настроение Сергея, подошла к Мамонту.

— А знаешь, ты лучше смотрелся на электрокаре, — сказала, запрокидывая знакомым движением голову и купая чистые руки в белой пене роскошных волос.

— А как же твои станки с соловьиными и прочими голосами? — полюбопытствовал Сергей, с прохладным интересом рассматривая красивое лицо Оксаны, словно надеясь еще отыскать на нем тень раскаяния.

— Прошло, — слабо усмехнувшись, виновато пожала она плечами. — У тебя разве не было увлечений?

— Увлечения?.. — Сергей на секунду задумался, быстро поглядел ей в глаза, кивнул с улыбкой. — Конечно, были. Ты права. Бывай.

После обеда у сверловщиков, которые не томятся в очередях в столовой, а приносят с собой газетные свертки с едой, остается немало времени на перекур, разговоры. Впрочем, обсуждать ту или иную животрепещущую тему дня можно и с набитым ртом.

— Самсон, дай кусочек хлеба. Колбаса остается…

Самсон, тот самый Самсон, о котором не раз под настроение толковал Сергею брат, не ожидал такой просьбы, — на секунду перестав жевать, с недоумением глядит то на хлеб в руке, то на колбасу у соседа, соображает, как поступить.

— Э-э, не! — находится он. — Отдам хлеб — у самого сало останется… Уж это я знаю! Сала дал бы.

— На что мне твое сало! А хлеба, гляжу, у тебя полбуханки…

Самсон с полным ртом многозначительно хмыкает:

— А ты, дорогой, считаешь, что мне много этой полбуханки?

— Конечно. Теперь я вижу, как ты и сала дал бы, — обиженно отмахивается рабочий с соседней линии.

— А с какой стати я должен тебе давать? — проглотив наконец кусок, выпучивается на него сверловщик. — От интересный народ пошел! Ну да. Это точь-в-точь как с той получкой в прошлом месяце. Каждый из нас, дурню ведомо, гро́ши получил. И каждый сотворяет с ними, что кому вздумается: один в семью несет, другой — в штучный отдел. Но обязательно находится третий — хитрый дурень, который не прочь на чужбинку подлататься. Приходит, значит, ко мне домой один друг из термички:

— Жинка твоя дома? Дай взаймы три рубля. Похмелиться надо…

— А где же твои гро́ши?

— Червонец просадил вчера — остальные жинка прибрала. Не дает обратно… — И улыбается.

— Своя не дает, так ты пришел у моей просить? Нема, — говорю, — кончилось давало. Я сам выпить не дурак — больше чтоб не ходил. Обиделся, не здоровается счас… А я уж знаю, как это бывает! Дай ему гроши, а потом ходи полгода за ним — делать больше нечего. Так и это… — Под «это» Самсон подразумевает просьбу насчет хлеба.

— Я гроши отдам, а вдруг он завтра под машину попадет?! Или война?! — намагниченный Самсоновой философией, вскидывается с места загорелый, с восточным типом лица брюнет, работающий на предпоследнем станке линий. Его опасения, как сразу отметил Сергей, вызывают у бригады дружный смех, но тому на выручку спешит Самсон:

— От правильно! Чему регочете, сморкачи? Каждый человек обязан перво-наперво о своей душе думать, семью обеспечивать. А то вы, молодежь, привыкли так: выходные гуляю, аж пыль столбом, а в понедельник копеек на хлеб не наскребу.

— Оно и видно, кто морду разожрал, как…! Тьфу! — весело сплевывает себе под ноги мастер Геня, давно кончивший жевать и с кислым интересом слушавший Самсоновы поучения. — Кнюхо! Разбух, как баба беременная… На Мамонта бы тебя поставить, чтобы жир малость порастрясло.

— Вот когда займешь место Хавронича, тогда дело другое. — Самсон колышется от смеха, как опара в деже, переводит стрелку разговора на «одного такого деятеля, как мастер Геня». — Ну от. Моя законная умудрилась на днях ногу отдавить. Не поспели ее доставить домой (травма неопасная оказалась), как следом заявляется ее мастер. Сперва — ах да ох, а потом, гляжу: бутылку на стол. Тут и дошло до меня, зачем он прибег. Ага, ладно. Толкует: «Ты, Катя, не оформляй бюллетень — я тебе за месяц, пока будешь дома, закрою наряды по среднему. Как положено. Зачем, чтоб лишний шум начался и премии бригада лишилася?» Моя и кивает — согласна, значит. «Ах ты, — думаю, — такая-сякая!» Но мое дело сторона, да и человека треба приветить — на то мы и мужики. Распили с ним бутылку, и я, правда, ему слова плохого не сказал, зато своей дал в кости: «А ежели нога не выправится и ты хромая на всю жизнь останешься? Кто тебе без документа поверит, что ты на работе ногу отдавила? Марш, лахудра, из хаты! Не треба мне незаконница!» Ага. Мастер лыпает глазами (его я не трогаю!), а со своей до той поры не слез, пока он из хаты не выскочил…»

Назавтра Самсон, заняв место в центре предбанника, опять уписывал за обе щеки сало с ситным хлебом. Вспомнив что-то (у сверловщика, отметил Сергей, в такие часы неплохо работала мысль), весело встряхнулся:

— От, видно, хлопцы, что вы радио не слухаете дома. Я сегодня за бока хватался! «Советы хозяйке» — такая передача по утрам каждый че́тверг ведется. Ага, думаю, это ж интересно: случается, с супругой в разных сменах, так сам себе от души завернешь обед на работу! От они мне и советуют: яйца, грибы и мясо лучше на свином сале жарить! Х-ха-а, х-ха-а, ха-а! Моя хозяйка уши развесила — слухает, слова старается не пропустить, а мне — потеха, Ты мне посоветуй то, чего я не ведаю, а он мне на сале жарить советует… От артисты так артисты! А грошей за свой совет больше хапнул, чем я за смену…