Владимир Глушаков - Цветение калины

— А нехай вам всем там мозги поотсыхают! Чтоб вы с горячки плясали!.. — взревел красный от натуги Самсон, медведем полез из-за столика, предусмотрительно скомкав и сунув в карман чью-то газету. — До каких пор будете ездить на нас, дармоеды?

— О! Сразу место для троих освободилось, — хохотнул мастер Геня, присаживаясь за столик и долгим, сочувственным взглядом провожая уплывавшего с участка старшего мастера, сухонького старичка с папкой под мышкой. Спросил, обращаясь ко всем:

— Долго еще будем в молчанку играть?

— Так ведь коню понятно, что техника не тянет! А думаешь, наверху ничего о нашем положении не знают? Хавронич знает, Чуприс знает, а повыше — ни сном ни духом?..

— Может, и знают… наверное, знают, — рассудил мастер Геня. — Но поскольку работаем на линии мы, то, считаю, именно мы первые и должны забить тревогу! Сколько мы протянем на расстроенном, запущенном оборудовании? Месяц, два?.. Я говорю «запущенном», имея в виду тех начальников, которые давно махнули на линию рукой, так как многим из них до пенсии недалеко, а мы потерпим… Нет, братцы! Если уж они пустили линию на самотек — ничего мы не свяжем, сколько ни будем пыжиться: это я вам говорю, это вам подтвердит и наладчик. Мы сегодня переросли со своими потребностями линию — выросли из нее, как из коротких штанишек, да и от ежегодно прыгающих вверх планов трещит наша старушка по швам… Есть у меня конкретное предложение: сходить к начальнику корпуса и обо всем подробно поговорить — от него тоже многое зависит в нашей судьбе.

— На то он и депутат, — вставил невзрачный расточник в газетной буденновке.

— Согласны?..

Начальник корпуса охотно принял рабочих из механического цеха. Внимательно выслушал мастера Геню, затем — по очереди — остальных, и Сергею показалось, что с особым вниманием отнесся начальник к его замечаниям и предложениям по улучшению организации труда на участке. Минуту думал, обхватив руками голову.

— Честно сказать, товарищи, не ожидал, что вы сами явитесь с подобной просьбой-жалобой. Дело в том, что как только закончится строительство новых производственных площадей на территории завода, — а оно, как вы сами можете ежедневно наблюдать, не затягивается, на отдельных участках закончено, — механический цех тоже будет целиком или частично (этого я пока и сам не знаю) переведен в новый корпус. Линия ваша будет значительно удлинена, расширена, оснащена новейшим оборудованием, то есть фактически заменена новой. Дело не простое, как кажется на первый взгляд. Придется всем перестраиваться, потребуются дополнительные людские ресурсы… Как почувствуют себя те, кто придет к нам завтра, тоже во многом зависит от вас. Ну а с расценками прикинем так, чтобы никто в накладе не остался.

— Все на месте? — Мастер Геня привычно глянул вправо-влево. Не спеша развернул замасленными руками видавший виды, а накануне побывавший даже в мойке, а затем и в сушилке блокнотик, в котором, конечно ж, разобрать что-то мог только хозяин, — Гоним двести сороковой до посинения, пока не поступит корректива сверху… Всем это ясно-понятно?

Самсон подозрительно завозился на месте.

— До каких пор гнать будем? И на чем гнать, спрашивается? Почему до сих пор сидим на этой рвани, — показал рукой на линию, — в то время как должны работать на новом оборудовании?

— С таким пуздро́м ты на новом оборудовании не работник. Привык, понимаешь, тут в бирюльки играть и воду мутить, — К контрольному столику из-за стеснившихся на участке грязно-зеленых станков выплыл старший мастер в своем неизменном халате до пят пыльного цвета. Под мышкой у него торчала папка. Взгляд неподвижный, холодновато-насмешливый. — Полчаса рабочего времени зубы скалил, а обед себе, я видел, на десятерых нес в сетке. Скоро, глядишь, — Хавронич кивнул на висевшие над пролетом часы, — можно и приступать к любимому занятию?..

На эти слова старшего мастера Самсон только вяло махнул рукой, как на привычное комариное зуденье, но в следующую секунду обратил к нему сердитое, налитое кровью лицо:

— Я воду мучу, говоришь? А то, что я за каждым циклом станка подправляю в гнезде раскаленный венец, это, по-твоему, нормально? Не дай бог кто-нибудь нечаянно нажмет в эту секунду «пуск» — и рука останется под прессом. Я за день около трехсот раз рискую, но ты этого не замечаешь. Почему? А потому, что люди из отдела техники безопасности давно забыли дорогу сюда — на заброшенную линию, не штрафуют ни меня, ни тебя… Не так? И ты, Давыдович, хорошо знаешь, что они уже не заглянут сюда в силу неизвестных мне причин, поэтому спокойно и постаиваешь с папочкой за моей спиной. Стоишь и в ус не дуешь, пока тебя не трогают! — Самсон, разгоряченный своей же речью, запальчиво кивнул мастеру Гене, Сергею, и вся бригада минуту молчала — словно в раздумье. Самсон был прав. На сей раз он нисколько не преувеличивал: большинство на линии работало с явным нарушением техники безопасности.

Самсон, довольный уже тем, что сумел до конца высказаться и слова его на этот раз — не об стенку горох, бодро усмехнулся, вовсе не обратив внимания на то, что Хавронич, сбитый с толку его доводами, стащил с головы кепчонку и растерянно, нервно поворошил рукой рано убеленные сединой слежавшиеся жесткие волосы.

— От мастер тут интересовался — все ли на месте? Не все! Где Чуприс? Нехай запрягается разом с нами, раз не варты руководить!

— Чуприс, забыл вам доложить, уходит от нас…

— Куда? — глыбой навис над сникшим старшим мастером Самсон.

— Наладчиком на участок ширпотреба, — потухшим голосом дал информацию старший мастер.

— Во! Поняли, куда оно заворачивает?.. А я подумал, что это он последние дни не наверху переодевается, а в гардеробе, с нашим братом?.. — Самсон не скрывал обуявшей его радости. — А я вам, хлопцы, так скажу: последнее дело бегать с места на место. Работать везде надо, и с душой работать, ежели хочешь, чтоб тебя уважали и тобой дорожили. И если я часто выступаю тут — а Чупрису сильно не нравилось! — то, поверьте, деру глотку не за свои, а за общие интересы…

— В основном за свои! Чего уж там… пускать пыль в глаза. — Задиристая реплика Сергея — точно в цель.

— А нехай и за свои! Сам за себя не постою — никто не скажет: сядь, Самсон, передохни минутку, — удачно, в своем стиле, судя по сочувственным улыбкам сверловщиков, парирует матерый Самсон.

— Ладно, знаем… — Хавронич слабенько усмехнулся и, выступив к столику, поднял руку, требуя внимания. — Пять минут, товарищи… мало у нас времени. Песня с реконструкцией, если откровенно, невеселая. Затягивается дело с переводом цеха на новые мощности… Как вы сами помните, обещано было перекинуть нас в соседний корпус в первом квартале текущего года, но потом переиграли: в первую очередь перевели на новые мощности участок головки блока, да и то пока наполовину. Почему их, а не нас? Поясню в двух словах. До последнего часа головка блока для двигателя Д-240 поставлялась нам по кооперации. Злополучная головка частенько не прибывала в срок на место и тормозила все заводское производство. Поэтому в срочном порядке, видимо, вне всякой очереди было заказано оборудование для оснащения вводимого в строй на нашем заводе участка по изготовлению этого важного узла. В минувшем году комплекс из одиннадцати линий, чтобы вы были в курсе дела, дал первую продукцию. Не хуже привозных выточили головки. Зато кланяться не надо. Вот что касается очередности перехода на новые мощностя́… Решение правильное и справедливое. Может, вопросы будут ко мне? — Хавронич скользнул холодновато-смеющимися глазами по лицам подчиненных; не поворачивая головы, он угадывал каким-то особым чутьем настроение даже тех, кого не видел за спиной, и уже хотел было отправить бригаду по рабочим местам, но опять закряхтел-заворочался на узковатой для него скамейке Самсон.