Юрий Шевченко - Эворон

До села Пермского, где намечалось сооружение судостроительного завода и самого города — четыреста километров на север, вниз по Амуру. Единственная дорога туда — река, которая в тот год до поздней весны не освобождалась ото льда.

Разместили комсомольцев в нескольких бараках поселка, на самом берегу. Шел дождь вперемежку со снегом, низко над Воронежем стлались непривычные тучи — синие, стремительные, чувствовалась близость океана.

После долгой дороги отдых пришелся впору, но уже на следующий день добровольцы заскучали — сколько можно сидеть на месте? Делать дело приехали!

Выглянуло солнце, и парни побежали на берег реки. Слева в дымке терялся Хабаровск, по Амуру же сплошным белым крошевом шел лед. И какой лед — трехметровой толщины сверкающие глыбы и торосы.

— Ну, ребятки, застряли, — вздохнул Василий Жиганов, плотник из Вятки. — В жизни такой речищи не видывал!

— Сколько до того берега?

— Да километра три, не меньше!

Активисты Лева Качаев и Иван Сидоренко отправились в город, в крайком комсомола: разнюхать, сколько продлится волынка. Вернулись невеселые.

— Велено запастись терпением. Здешний ледоход может продлиться неделю, а то и две.

— А потом?

— Из затона за нами придет пароход.

— Загорать, значит… — сказал Миша Решетников.

— Зачем загорать? — раздался в толпе, окружившей Сидоренко и Качаева, негромкий голос. — Можно начинать работу.

— Что? Кто таков будешь, папаша? Откуда взялся?

— Варенцов я, Яков Петрович, — назвался пожилой незнакомый мужик. — Местный я, воронежский. Прорабом здесь, на верфи. Послали меня к вам с вопросом: не подсобите ли пока, до отправки на место?

— А чего делать надо?

— Баржу мы строим, после ледохода везти вас в Пермское.

— Вот это ладно!

— Почему не подсобить?

— Веди, дядя, — сказал Жиганов. — Где твоя верфь?

— А за утесом.

На окраине поселка увидели бревенчатые стапеля и скелет будущей баржи. Жиганов, поработавший в Вятке до приезда сюда корабелом, определил, что сноровки у местных маловато. Шпангоуты сляпаны кое-как, а на них-то главная нагрузка и ляжет.

— Точно, — вздохнул Варенцов, критически оглядывая свое произведение. — Понятия настоящего у нас нет. Дали вот задание, строй, говорят, баржу, а с какого боку подступиться — не сказали. Да и верфи нашей неделя сроку…

— Ребята, — скомандовал Жиганов. — Разбирай баржу!

— Стой, стой, — испугался Варенцов. — Как это разбирай? Меня под суд определят. Через две недели баржа должна быть готова!

— Не бойся, дядя. Топоры и пилы имеются?

— Сорок пил на складе.

Возглавил ударную бригаду корабелов Вася Жиганов. Отобрал он среди прибывших всех плотников и столяров, тридцать человек, и велел распотрошить «скелет» до последнего колышка. Сам же ушел в барак и на топчане залег за чертеж. Набросал план судна без обшивки, в профиль и фас, затем осмотрел лес, припасенный для баржи.

В Хабаровском крайкоме комсомола ломали голову, чем занять девятьсот человек десанта. Девятьсот — не девять. Кое-как разместили комсомольцев в Воронеже, но там почти к самым избам подступала тайга. Секретарь крайкома Листовский вызвал свой транспорт — реквизированные еще десять лет назад у благовещенского купца дрожки — и помчался в поселок. Следом за ним выехала походная кухня. Опасался Листовский — не махнут ли прибывшие ребята, никогда не нюхавшие тайги, бродить по сопкам и дебрям. Многие ли понимают, что тайга — не среднерусский лес? И зверя можно повстречать, и клещ проснулся. Энцефалитный клещ, не заметишь, как заберется за воротник или в рукав — и нет человека. Захватил в дрожки и врача из краевой больницы, хабаровского старожила, чтобы дал лекцию об уссурийской тайге.

Хлебнут они, размышлял Листовский, у нас уже пахнет весной, а на севере весну нужно ждать разве что в конце мая. Как будут строить город? Ни дорог, ни просек, материалов не густо. Каждый гвоздь придется везти отсюда, из краевого центра. А жилье?

Пусть хоть сейчас, в дни вынужденной задержки, отдохнут, намаялись в теплушках, пересекая всю Сибирь. Надо, прикидывал секретарь, притащить в Воронеж портовую художественную самодеятельность, прикатить вагон-клуб. Это — раз. Второе — добыть десятка два удочек. В заливе наверняка появился карась. Пусть привыкают к нашей реке. Затем библиотекарей мобилизовать, лекторов…

Удивился Листовский, когда оказалось — никто из прибывших не валялся на топчане, не слонялся по поселку и тайге. Почти все работали на берегу, бригада Жиганова за несколько часов разрослась. Строили баржу. Насвистывала веселую песню под навесом циркулярка, распиливая сосновые бревна, постукивали топоры и молотки, в маленькой кузне трое уже чумазых парней раздували мехи над горном.

От места к месту носился приземистый Вася Жиганов. Он и объяснил, что десант решил: «Даешь комсомольскую баржу!» Судно будет построено ровно через неделю и сможет взять на борт до ста человек.

— Ай да молодцы! — восхитился секретарь. — Помощь какая нужна?

— Так точно. Смолы нет. Думаю, через пару дней начнем конопатить, смола и понадобится.

— Организуем смолу, не сомневайся. Если что — до товарища Блюхера дойдем, в амурскую военную флотилию обратимся, но смолу достанем. Что еще? — спросил Листовский, сбрасывая свою кожанку.

— Как будто все. Зачем раздеваешься?

— В бригаду возьмешь? У меня пара часов свободных наберется.

— Брось, сами обойдемся!

— Я тоже не рыжий. И потом, Вася, хочу внукам, если будут такие, похвастать: работал на великой дальневосточной стройке.

— Ну уж ты загнул, великой…

— Попомнишь мои слова.

А лед шел и шел по Амуру, наполняя воздух холодом, грохот трущихся льдин плыл над Воронежем. К вечеру, когда начало темнеть и строители баржи готовились пошабашить, подкатил к поселку старенький локомотив с пятью вагонами на прицепе. Крайком прислал состав за добровольцами.

— Куда поедем? — спросил Иван Сидоренко, богатырь-бетонщик из Харькова.

— На Волочаевскую сопку, — ответил Листовский, высунувшись из кабины паровоза. — Слыхали про такую?

— Что в песне?

— Ага! По мосту поедем — видите, слева? Самый большой мост в Союзе.

Листовский это хорошо придумал — свозить ребят на легендарную сопку. Когда состав с комсомольцами выбрался на мост, Листовский попросил машиниста сбавить ход до предела возможного. Пусть народ полюбуется.

С высоты ребята увидели за Хабаровском голубые горы, а чуть ближе, у самого города — слияние двух рек, Амура и Уссури. Две белые, неторопливо ползущие ленты льда в оправе начавших зеленеть холмов. Все здесь было новым, громадным: тайга, теряющаяся вдали, крутые гранитные утесы над рекой, даже красное солнце над горизонтом было в три обхвата…