Юрий Шевченко - Эворон

— «Ко-лумб» прописано…

— Где прописано?

— Буковки видишь на стенке-то? Под окнами?

— Точно, мужики, «Ко-лумб». Должно, колоть дрова будут…

Двухъярусный пароход был густо облеплен людьми. Афоня рассмотрел — все молодые парни, мускулистые, многие, несмотря на зябкое утро, в майках и полосатых фуфайках. Вот оно — долгожданное событие, о котором всю зиму кружил слух по тайге: у села Пермского начинается строительство нового города!

Только для всех ли долгожданное? Старики из Пермского, из соседних сел хмурились: каково теперь будет? Растревожат насиженные гнезда, зверя вспугнут…

«Колумб» тем временем застопорил ход перед селом. Несколько парней спрыгнули в ледяную воду. Следом за ними полетели в реку доски.

— Ух и студеная! — закричал один из парней, окунувшийся с головой, приземистый силач лет двадцати, русоволосый и голубоглазый. — Страсть!

Он приветливо помахал рукой пермскому народу и начал вместе с другими сооружать сходни. Обернулся к ближнему на берегу человеку, Афоне:

— А ну подсоби, друг!

Афоня заулыбался, скинул кухлянку и полез в воду.

Через несколько минут по сходням уже бежали на берег люди — веселые, шумные, с чемоданчиками и фанерными сундуками. Выделялся высокий чернобровый и чернобородый человек в кожанке, в нем пермский народ узнал представителя, что еще зимой появлялся в здешних местах. Никогда маленькое приамурское село не видело такой суматохи.

— Что там? — спросил Афоня, кивнув на ящики.

— Как что? — ответил русоволосый. — Лопаты!

Гора грузов росла на берегу. Тут были и тюки, и строительные брусья, и мешки с цементом, и кули с зерном и картошкой. На поиски временного жилья в село поднялся пожилой, наголо бритый человек со впалыми щеками — парторг Окулич. Впрочем, пожилым он казался рядом с парнями и девчатами. Девчат было совсем немного, зато их красные косынки ярко выделялись в толпе.

На реке показался второй пароход — «Коминтерн», за ним баржа. Оба судна тоже везли добровольцев. Пока они разгружались, вернулся Окулич. Доложил чернобородому, что жилья найдено маловато, надо ставить палатки. В распоряжение строителей можно реквизировать всего несколько чердаков, два пустующих амбара, две худые брошенные избы да церквушку.

— Твердыню не дам, богохульник! — возник за спиной Окулича отец Ксенофонтий, в миру Илья Баяндин. — Слыхом не слыхано!

Начальник строительства отдал приказ разместить девушек по возможности под крышей, в жилых топленых избах, для парней же ставить палатки.

К полудню забелела вдоль берега палаточная улица. Как только последний колышек был вбит, начался митинг. Сотни прибывших людей сгрудились на небольшом пятачке земли, вокруг трибуны, поставленной на торец бочки. Афоня протиснулся поближе и снова оказался рядом со своим знакомцем, голубоглазым силачом, который чудно произносил слова, нажимая на звук «о». «Офоня» получалось у него.

На следующее утро комсомольцы проснулись до восхода солнца. Река была спокойна. Сопки вокруг села, вековые леса на дальнем противоположном берегу, стены старых изб и грубый брезент палаток — все покрыто изморозью.

Аким Осипович Окулич призвал к себе в палатку расторопного хозяйственного парня Льва Качаева, примеченного им еще во время плавания, сказал, с трудом сдерживая хронический кашель:

— Первое задание, Лева. Обойти весь лагерь и отобрать обутых в сапоги.

— Есть, отобрать. Можно спросить, зачем?

— Можно. Строительство будем начинать с заготовки леса. Выше по течению Силинки — так местная речка называется, приток Амура — всю зиму по нашему распоряжению шел лесоповал. Нужно организовать сплав леса сюда.

Лева добыл тетрадь и отправился в обход палаток. Из девятисот комсомольцев только сорок один оказался в сапогах. Остальные в лаптях и худых ботинках. Обладателей сапог собрали на берегу, и речь перед ними держал немногословный Окулич:

— Кто из вас вырос на реке?

Поднялось несколько рук. Шагнул вперед русоволосый силач, знакомец Афони.

— Имя? — спросил Окулич.

— Алексей Смородов. А это братишка мой, Никандр. Нижегородские мы, с Волги, стало быть.

— Годится. Займетесь сплавом. Найдите проводника — и в путь.

— Из местных, значит, проводника? Есть подходящий. Афоня!

— Предупреждаю — без самоволия. Идут только обутые в сапоги. Бригадиром назначаю тебя, Алексей.

После недолгих сборов сорок два человека построились и во главе с Алексеем и Афоней отправились бог знает куда — на поиски заготовленных зимой лесоматериалов.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А на стройке уже разгорался первый рабочий день. Строили землянки и шалаши. Потом, в воспоминаниях и книгах, их назовут Копай-городом. Собирали сухой валежник для костров, готовились вести просеку к месту будущего судостроительного завода. Место это было, что называется, гиблое: болото, кочкарник, только вдоль Амура полоска сухой земли. По весеннему времени кочкарник казался твердым, но под слоем дерна — смерзшаяся жижа.

А это значило, что с приходом настоящего тепла участок станет непроходимым. Следовало приступать к осушению — корчевать, рыть каналы.

— Неужели нельзя было найти другого места? — спросил у начальника строительства кто-то из парней.

— Можно было, — ответил он. — Предварительно планировалось строить завод у Хабаровска, в районе села Воронежского. Но потом пришло другое решение — развернуть площадку подальше от границы. Отсюда, кроме всего, ближе и лучше путь в океан для будущих кораблей. Здесь надежнее.

— А ведь верно!

— Резон есть!

Да, в этом был государственный расчет. Хотя инженеры и проектанты понимали, насколько удобнее строить новый промышленный гигант в местах обжитых, возле краевого центра.

С прибывших транспортов на берег сгрузили две походные пекарни. Устный опрос показал, что среди первостроителей нет ни одного пекаря. Пермские хозяйки взялись приготовить обед и замесить хлеб. Когда еда была готова, Лева Качаев предложил перенести обед на ужин: с Амура тучей налетел комар, нужно было торопиться. К вечеру надежное укрытие от комаров было на месте: триста обмазанных глиной шалашей. Целый городок. Тогда еще никто не знал, что шалаши — первый жилой фонд города по имени Комсомольск-на-Амуре — название еще не было найдено.

Правда, до приезда добровольцев экспедиционная группа Дальпромстроя начала строить первый рубленый дом, бараки, но для их возведения нужны были доски, бревна. Необходимо было сначала создавать здесь, на месте, лесозавод. Вот почему и отправилась в тайгу бригада Алексея Смородова…

Вечером у шалашей и землянок появились укрепленные на жердях фанерные щиты: «Комсомольский штаб стройки», «Коммуна имени газеты «Тихоокеанская звезда», «Рабкоровский пост» и «Медпункт».