Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Продолжайте в том же духе!

— Добавьте еще!

— Ишь, как широко раскрыли рты! — воскликнул Канабек. — Приступайте к организации подсобных хозяйств. Пока вам выделяют триста голов скота и пятьсот гектаров пахотной земли. Хватит на первое время?

— Если к этому прибавят землицы еще для парочки совхозов, то пока хватит, — сказал Щербаков, подмигнув Мейраму.

Канабек сокрушенно покачал головой:

— В таких случаях говорят: «Кетмень, врученный мне родным отцом, с каждым взмахом поднимается все выше». В недалеком будущем Караганда станет самостоятельным городом. Боюсь, как бы вы не сказали тогда о Тельмановском районе: «Родительский дом — только до замужества мой дом».

Они беседовали долго: наметили места под будущие совхозы и подсобные хозяйства, обсудили ряд вопросов, связанных с их организацией… Когда Мейрам рассказал, что многие рабочие согласны выделить тягло для перевозки строительных материалов, Щербаков обрадовался, как ребенок, быстро вскочил с места.

— Как с неба упал новый подарок! Надо поторопить, поторопить! Вы только посмотрите на нашего Мейрама Омаровича. Принес такую важную новость и столько времени сидел молча, а?

Сергей Петрович был человеком живым, увлекающимся. Чувства свои выражал непосредственно и шумно; душа у него была словно чистое, прозрачное озеро с песчаным дном — все видно в глубине. Не желая терять времени, он немедленно же собрался отправлять подводы за лесом.

— Не лучше ли сначала закрепить это дело? — осторожно предложил Канабек. — Среди подводчиков найдутся и любители государственной копеечки. Поселковому совету нужно, по-моему, принять специальное постановление, чтобы участие в перевозках было обязательным для всех, у кого есть тягловая сила. Кроме того, трест должен утвердить расценки за перевозки…

— Совершенно правильно! — согласился Сергей Петрович.

Мейрам высказал еще одно пожелание:

— Надо помочь рабочим содержать скот зимой. У треста пока нет такой возможности. Много ли в районе запасено кормов? Нельзя ли поделиться с нами?

Канабек серьезно задумался. Караганда росла с каждым днем и все больше и больше предъявляла району требований, зачастую неожиданных и неотлагательных. Не выполнить их нельзя — дело общее, государственное. Но не всегда эти требования оказывались под силу одному району.

— Мы смотрим на вас, а вы смотрите в землю. Так, что ли? — спросил Мейрам.

Канабек еще некоторое время подумал, затем ответил:

— Разве я не правду сказал, что подвели вы меня к крутой горе и говорите: «Ну-ка, вытягивай!» Ладно, попробуем вытянуть… Мне думается, есть два выхода: рабочие, имеющие тягловую силу, перевезут для себя сено из колхозов, а безлошадные пусть на всю зиму поставят свой скот на откорм — опять-таки в колхозы. Конечно, в обоих случаях — за плату. Колхозы не откажут, запас кормов у них есть. Одну зиму выдержим.

На этом и порешили. Однако разговор не закончился: одно слово рождало другое, за решенным делом возникало новое. Чем дальше тянулась беседа, тем яснее становилось всем троим, как неудержимо будет расти и расширяться Караганда.

Вернувшись с работы, Андрей Андреевич Орлов бросил толстый портфель на стол и принялся ходить взад и вперед по комнате. Его длинная, худая, немного сутулая фигура была еще крепка. Волосы поредели, но лысины не было. Прохаживаясь, Орлов то снимал и протирал пенсне, то теребил свою остроконечную бородку. Каждое движение главного инженера говорило о его большой тревоге; он часто и глубоко вздыхал, словно ему не хватало воздуха.

Волнение было вызвано сегодняшним очень неприятным событием. Случился обвал, один рабочий был ранен, шахтеры-новички переполошились, работа в забое на некоторое время приостановилась.

— Пропади эта шахта пропадом, уйдем на поверхность! — послышались взволнованные голоса.

Пострадавшего окружили одноаульцы, доносились возгласы: «О мой родной!»

Орлова удручала не только эта тяжелая картина, он запомнил подозрительный взгляд, который бросил на него Жуманияз, запомнил его слова:

— Чья вина? Будем судить безо всякой жалости!

Причины к беспокойству у инженера были серьезные. Он не так давно был осужден, оправдан, и все-таки порою сослуживцы и рабочие косились на него. Сейчас он был близок к отчаянию. «Все равно мне не верят!»

Неожиданно в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Орлов, вздрогнув. У него часто забилось сердце, лицо побледнело.

Вошел Алибек и сказал как доброму знакомому:

— Здравствуйте, Андрей Андреевич! — и протянул руку. — Я Алибек Мырзабеков.

Не дожидаясь приглашения, он сел на стул, обвел глазами комнату.

— Бедно живете, не по должности. Могли бы лучше жить.

И, не дав Орлову опомниться, продолжал почти властно:

— Времени у нас мало. Давайте говорить без предисловий. Наверно, недоумеваете, кто это так бесцеремонно вломился к вам? Я тоже человек с незажившей раной, как и у вас. Есть ли средство, чтобы вылечить эту рану?.. Когда-то я стоял, как вековечное дерево в степи. Грянула буря — и переломила. Могу я подняться?.. — он помолчал. — Хитрить я не мастер. Будем откровенны. Только не подумайте, что я пришел искать утешения.

Орлов озадаченно и со страхом глядел на Алибека, с первых слов пустившегося на такие откровения. Удивила его уверенность, чистое русское произношение, обороты речи, выдававшие в нем образованного человека. Это тем более настораживало. Орлов страдал болезненной подозрительностью. Он боялся сближаться со старыми специалистами, жил одиноко, замкнуто.

— Откуда вы меня знаете? — наконец после длительного молчания спросил Орлов.

— Знаю, что вы причастны к шахтинскому делу. А здесь много раз видел вас под землей. Вы человек приметный, — чуть усмехнулся Алибек.

— Вы что же, в шахте работаете?

— Да. Сейчас все решает кайло. Вот я тоже взялся за этот инструмент.

Андрей Андреевич еще раз пристально вгляделся в гостя. Суровый, властный вид Алибека заставил его вздрогнуть: «Если эти когда-то холеные руки взялись за кайло, то, значит, человек на все способен, его язык сегодня медоточив, а завтра может излить яд. Очень опасный человек!» — думал Орлов.

— Вы знаете мое прошлое, но не знаете настоящего, — сказал он, стараясь овладеть собой, и достал из кармана пачку папирос.

Алибек отказался от предложенной папиросы. Инженер затянулся несколько раз и заговорил снова:

— Я иду вместе со строителями новой жизни. Иного пути нет. Бывшие разорители сами разорены. Не знаю, что вы можете сделать одним своим кайлом против тысяч кайл? Под этой землей лежат миллиарды тонн угля. И десятки тысяч человек задались целью извлечь этот уголь из глубоких недр на общую пользу, В том, что они добьются своего, у меня нет никаких сомнений. Люди работали на субботниках добровольно, без всякой оплаты, без технических средств — и показали чудеса. Им угрожала наступающая зима. А сейчас они общими усилиями начинают устранять и эту угрозу. Что сможет противостоять этим людям, когда они получат машины, научатся управлять ими?