Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Мне нравится ваша осторожность, — проговорил Алибек, раскрыв в улыбке свой большой рот и обнажив крупные зубы. — Я понимаю вас. Меня тоже лишили всего, что я имел, только единственная дочь осталась мне от старой жизни. Но я и дочери остерегаюсь. Нельзя не остерегаться. Народ отвернулся от нас. Вы правильно сказали, что тысячи кайл сильнее одного. Однако не забывайте: то, что сделали тысячи кайл, можно разрушить одним кайлом. Например, сегодняшний обвал на шахте. Чтобы доказать вам свою искренность, скажу больше: мне известно, кто устроил обвал. Теперь доверяете?..

Андрей Андреевич быстро, сбивчиво заговорил:

— Не шахта обвалилась, нет… это вы рухнули… Да… и пытаетесь придавить других… Это же безумство!.. Деревянной пулей вы хотите пробить стальную броню…

— Подождите! — хладнокровно остановил его Алибек. — Или вы еще не верите, мне, или сильно напуганы. Что бы ни было, я не собираюсь отступать. Тот, кто уже разделся, не боится воды… Не суетитесь и не кричите так громко.

— Правду я сказал, правду!

— Нет. Правда — это ваше прошлое. Дважды не родятся и не умирают. Наша правда только одна. Я вам открылся и не хочу, чтобы вы меня обманывали. Вы сказали, что я безумствую. Это не совсем так. Волчица, лишившаяся волчонка, дерзко бросается на отару в самом центре аула. А связанному вору приходится есть лежа. Если они сами себя не спасут, ни волку, ни вору не будет пощады. Мы тоже такие. Но — как бы нас ни теснили — мир широк. В нем уживаются и трусливый заяц, и ядовитый скорпион. Надежда еще есть. Не будем отчаиваться. Не смотрите на поведение моих земляков. Я их знаю лучше, чем вы. Смотрите глубже. Жители аулов, собравшиеся здесь со своими закопченными войлочными юртами, не только слушают лозунги о единстве, но помнят и родовые пережитки, они полны невежества и суеверия. К этому добавьте межнациональную рознь, сплошные неполадки на производстве. Эта масса представляет собою сброд. Неужели вы этого не видите? Тут бы и высекать огонь, если у вас остался хоть кусочек кремня! Конечно, от этого не распрямится наш сломанный хребет. Наш главный лекарь за рубежом. Его зоркие глаза следят за нами. Терпите, он придет. Чем сдаваться при первой ране, лучше сделайте последнее усилие. Если сумеем поколебать начатое здесь дело — это уже победа.

Андрей Андреевич продолжал молчать. Он чувствовал себя как с похмелья: мысли путались. Теперь он был убежден, что Алибек готов излить яд на всех, кто строит новую жизнь.

— Я в агитации не нуждаюсь, — хмуро сказал он, отвернувшись. — Средства зарубежных лекарей, в которые вы верите, мне известны. Это не врачи, а знахари. А люди, которых вы называете «сбродом», — большая сила. Им помогает вся страна. Донбасс прислал сюда своих лучших рабочих и будет присылать дальше. Попытаюсь покрепче забинтовать свой поврежденный хребет. Это мое твердое решение. Поэтому не рассчитывайте на меня.

Алибек уже начинал понимать, что ничего не добьется от Орлова. Его глубоко посаженные маленькие глаза неподвижно уставились на инженера, лицо приняло темно-багровый оттенок. И слова его были горше желчи:

— Конечно, если гончую заставляют бежать насильно, лисы она не затравит. Как хотите! Только не надейтесь, что вам удастся выслужиться. Если кто-то другой устроил обвал, то подбили его на это вы. Это можно будет доказать. Поняли? — Алибек встал, скрипнул табуретом. — А теперь попробуйте на меня донести!

Он вышел, сильно хлопнув дверью.

В нем бушевал гнев. Ведь совсем недавно перед ним покорно склонялись тысячи людей, батрачивших на него. Эти люди свергли его, отняли власть, землю и взялись за непонятное, ненавистное для Алибека дело, которое они называют строительством социализма. Каждое слово этих людей пронзает Алибеку сердце, каждая пылинка, поднятая их работой, жжет, словно искра. Но все-таки он не терял уверенности в своей «правде», когда шел к Орлову, он заранее взвесил все и, уходя от него, не допускал, что совершил ошибку. Он был уверен: «Инженер не посмеет пикнуть».

Алибек направился к водокачке. Уже сгустились сумерки, но движение около водокачки еще не прекратилось, доносились голоса:

— Кого это ранило сегодня?

— Знаешь смирного мужа той бойкой молодухи? Так вот его, бедняжку.

— Что за бойкая молодуха?

— Помнишь, она приперла к стенке секретаря парткома? Как же ее зовут? Да, Балжан!

— Хоть в шахте заработок и хороший, но работать там опасно. Пожалуй, попрошусь на поверхность.

— Да, многие теперь призадумались…

Алибек прислушивался к этим разговорам, стараясь выяснить, какое впечатление произвел на рабочих обвал. И в то же время раздумывал, нельзя ли «попробовать» что-нибудь и на «Герберте», откуда шло снабжение водой. Но спуск в эту шахту находился внутри каменного здания, а двери в здании слесарь Лапшин всегда надежно запирал.

— Эй, дорогу дайте! — вдруг послышался хмельной голос.

Шел грубиян и задира Бондаренко, летун, переезжавший с одной стройки на другую. Сейчас он куражился, выискивал, как бодливый бык, кого бы поднять на рога, и выкрикивал обидные для людей слова.

От водокачки, ведя в поводу свою гнедую кобылу, шел Жумабай. Алибек узнал его, окликнул:

— Что это ты так поздно сегодня поил кобылицу?

— Задержался. Как только вы ушли из забоя, десятник Сейткали собрал нас всех и повел исправлять повреждение после обвала.

— Ну как, исправили?

— Воля божья, в таких случаях человек обретает особую силу. Быстро справились, хоть и трудная была работа! Руководил нами Жуманияз, сразу видать, что из рабочих. Одинаково хорошо владеет и кайлом и топором.

— Небось ругался, как всегда?

— Немного поругал этого белоголового инженера: ничего, мол, сам не видит и других не учит. Жуманияз показал нам, как нужно ставить крепи и как определять, прочно ли держится потолок. Оказывается, это не так уж трудно. И как мы раньше этого не знали? Теперь уж не допустим…

— Что с нас требовать? Мы новые рабочие. Можем и ошибиться.

Бондаренко не добился скандала у водокачки и теперь пошел прямо на Алибека и Жумабая. Видно было, что трогать его нельзя, лучше обойти стороной. Но Алибек сказал по-русски нарочно громко, чтобы услышал Бондаренко:

— Нализался!

Бондаренко только того и надо было, он выкрикнул в ответ ругательство.

— Жаль, возраст у меня почтенный, — сказал Алибек, — перед людьми совестно, а то бы я его… Что ж, надо терпеть…

Всегда тихий, как овечка, на этот раз Жумабай подскочил к Бондаренко:

— Эй, зачем оскорбляешь? Что это за слова такие?..

Бондаренко наотмашь ударил Жумабая и убежал.

Алибек стоял возле своего спутника и упрекал:

— Зачем ты подошел к нему? Зачем полез на скандал?

— Я и сам не знаю, зачем подошел, — растерянно ответил Жумабай.