Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Ардакжан, напиши, пожалуйста, чтобы мне прислали эту машину, которая сама рубит уголь. Я на ней, как на коне, сумею ездить. Хватит кайлом махать.

Если бы записать все пожелания и просьбы, конца не было бы письму. Мейрам поднялся со своего места и внес предложение:

— Товарищи, всего не напишешь! Бумаги не хватит. Надо указать самое главное. А дополнить и переписать наше письмо поручим президиуму.

— Правильно сказано! — поддержал Исхак. — Так скорее закончим. Со своей стороны вот что предложу: пусть там президиум дополняет, а мы сейчас подпишем письмо.

Народ стал тесниться к столу.

Каких только подписей не ставили! Многие недавно научились грамоте и еще неумело держали перо. Старательно выводя свои каракули, они посматривали друг на друга, смущенно улыбаясь. Подошел Жумабай, подтягивая, по всегдашней привычке, овчинные штаны. Следом за ним шел бригадир, великан Хутжан. Расписываясь, Хутжан замарал бумагу угольной пылью.

— Ой! — испугалась Ардак. — Придется заново переписывать.

— Не трогай, пусть так и останется, — сказал Исхак. — Шахтеры не боятся угольной пыли.

Всю ночь сыпал густой снег. Утром серые тучи разошлись, небо прояснилось, засияло неяркое зимнее солнце. Сколько перемен кругом! Аулов уже не видно. Люди вселились в землянки. Вырытые канавы, бугры над землянками — все укрыто белым одеялом снега. Солнечные лучи играли в снежных крупинках. И только дым, струившийся из печных труб и медленно тающий в спокойном воздухе, говорил о том, что здесь живут люди.

День разгорался. Донесся тонкий свисток маленького локомобиля. Это кончилась смена. Появились группы рабочих; одни возвращались из шахт, другие спешили туда. Арбакеши развозили по баракам воду, хозяева гнали скот на водопой. Движение в поселках все усиливалось.

Далеко на горизонте, в районе бывшего поселка Компанейского, медленно двигалась темная лента — первый поезд, которого так долго ждали в Караганде. Клубы дыма тянулись от паровоза вдоль вагонов. Вместе с первым эшелоном должна была прибыть в помощь Караганде еще одна партия рабочих из Донбасса.

Из землянок высыпали группы людей, они соединялись в длинные колонны, над ними поднялись красные знамена. Колонны двинулись к центру промысла.

В это время Мейрам и Жанабыл сидели у Ермека за утренним чаем. Старый шахтер достал свою ученическую тетрадку, стал показывать ее Мейраму. Жанабыл, глядя на него, вытащил из голенища сапога свою тетрадь.

— Подожди, не лезь, — сказал Ермек.

— Почему не лезь? Вы хотите скакать в одиночку и получить приз, — ответил Жанабыл.

Оба они учились русскому языку. Русскую грамоту знали плохо, но рвения проявляли много. Были уверены: только бы научиться читать и писать, а там дело пойдет быстрее.

— Как, уже самостоятельно начали писать? — удивился Мейрам. — Складно у вас получается, очень складно.

Жанабыл, вглядевшись в тетрадь Ермека, расхохотался.

— «Кайла едет»! Кайло разве телега? Надо писать — везут!

— Смотри, как хвалится! Конечно, живет по соседству с учительницей, вот и хвалится, — укорял Ермек.

— А вы с учителем в одном доме живете, — не остался в долгу Жанабыл.

— Ну, Мейраму некогда заниматься со мной. А вот тебе Ардак отдельные уроки дает, я уверен.

— Что-то не похоже, — усмехнулся Мейрам. — Если бы так, Жанабыл не написал бы «шай кушайт».

Теперь хохотал Ермек. Хохотал так безудержно, что у него из рук выпала чашка. Он смеялся редко, но всегда раскатисто, от души.

Передохнув, он сказал:

— Щенок ты этакий, где это видано, чтобы человек ел чай?

— Вы делаете ошибки потому, что недавно взялись за русский язык, — успокоил друзей Мейрам. — Слышали, Ереке, Жанабыл хочет меня зачислить в учителя к вам? Хорошо, я согласен. Если Ардак будет помогать Жанабылу, я согласен помочь вам. Ты, Жанабыл, передай мой вызов Ардак.

— Ей и не надо передавать, она и так со мной отдельно от группы занимается. Дело теперь за вами.

Жанабыл заглядывал в этот дом часто. Несмотря на свою молодость, он позволял себе шутки с Ермеком, подтрунивал над ним. Характером старый шахтер был тяжеловат, но стоило появиться Жанабылу, как лицо Ермека расплывалось в улыбке и он сам начинал искать повод для шуток. Мейрам часто принимал участие в их беседах. Еще одно обстоятельство роднило их. Жанабыл как-то невольно содействовал сближению Мейрама с Ардак. Между ними еще не произошло никаких объяснений, встречались они редко, а Жанабыл словно помогал им разговаривать на расстоянии: стоит Ардак сказать что-нибудь, на другой же день об этом узнает Мейрам.

Ания, жена Ермека, разливала чай. Говорила запросто:

— Послушайте меня, детки! Здесь посторонних нет, скажу прямо. О чем вы думаете? Или всю жизнь хотите прожить холостяками? Нам со стариком отрадно бы увидеть вас женатыми. И были бы вы, семейные, возле нас, как возле большой юрты. Правильно я говорю?

Ей не успели ответить — вошли Щербаков и Козлов.

— Мейрам Омарович, — сказал Щербаков, поздоровавшись с хозяевами, — народ уже собирается, идемте встречать гостей.

— Я мигом.

Мейрам прошел в свою комнатушку переодеться. Щербаков с интересом приглядывался к обстановке в доме — он впервые был здесь. У стенки — изрядно обшарпанный черный сундук, на нем две подушки. На почетном месте разостлана подержанная узорчатая кошма. Посредине комнаты — низкий стол. Все. Передняя комната разделена дощатой перегородкой. Одна половина служила кухней, в другой жил Мейрам. Сергей Петрович поискал глазами табуретку, не нашел. Сидеть по-казахски, на полу, он не умел. Признаться, не ждал он, что известный всей Караганде старый шахтер и секретарь партийной организации живут в такой обстановке.

— Как это можно? — сказал он Ермеку. — Почему вы ничего не скажете? Склад у нас не богат, но все-таки можно найти кое-что.

— Никогда я не занимался такими делами, — ответил Ермек и стал одеваться.

Жанабыл не удержался:

— Вот Мейрам не решается сказать решительное слово любимой девушке, а Ермек всегда ждет, что скажет жена. Эти люди думают, что все должно прийти само собой.

Впятером вышли на улицу. Колонны со знаменами собрались около треста. Люди шумели и волновались. Среди рабочих были старики и старухи, опирающиеся на палки, и маленькие дети, не отрывающие рук от подолов матерей. У всех на устах одни и те же слова: «Железная дорога», «поезд»…

Было тут немало людей, которые никогда не видели города, даже не выезжали из своего аула. Росли и жили в бескрайней степи, вдалеке от торных дорог жизни, и только понаслышке знали об ат-арбе. Теперь они увидят ее своими глазами. Эти несколько часов последнего ожидания казались им длиннее прожитых лет.