Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Мейрам говорил о значении железной дороги в строительстве Большой Караганды о значении Караганды для всей Советской страны. Он говорил о помощи, которую оказывает братский русский народ Казахстану.

Сергей Петрович подошел к Ардак, сказал ей шепотом, не скрывая своей радости:

— Слышишь, дочка, как говорит! Настоящий человек! Вот каких людей воспитывает Советское государство!

— Да, хорошо говорит, — горячо согласилась Ардак. Ей хотелось сказать и больше и сильней, но, боясь выдать свое чувство, она только вздохнула.

Долгие годы безжизненно глядела в небо красная железная труба. А сегодня из нее струится дым. В новом здании котельной установлен котел, пылает топка. Зычный гудок каждый день оглашает степь, созывая шахтеров на работу.

Многое изменилось в Караганде. В центре промысла выросли новые дома. Воды родника Май-Кудук и реки Нуры, пройдя по трубам, заполнили огромные резервуары подле котельной. Водопроводные трубы, толщиной с добрую бочку, уложены в канавах, вырытых на субботниках. Промысел не испытывает теперь нужды в воде.

Ежедневно поезда доставляют в Караганду новое оборудование, строительные материалы, продовольствие, рабочих со всех концов страны.

Изменились и окрестности. Редкая сопка не разворочена. Время от времени воздух сотрясали взрывы динамита: столбом вздымалась земля, пыль, обломки скал. Копры шахт вытянулись ввысь и глядели величаво. В низине начали строить здание электростанции. Энергии скоро понадобится много: количество шахт непрерывно росло, они объединились в рудники. Все яснее вырисовывались контуры большого промышленного города.

Менялись и люди. Давно ли Бокай, только что приехавший из аула, с любопытством мало видевшего человека рассматривал паровой котел и расспрашивал, что к чему и для чего предназначено. А сейчас он управляет этим самым котлом.

Беспокойно поглядывает он на стрелку манометра. Эта стрелка показывает степень скрытой в котле силы пара, неумолчно шипящего, грозного, как буря. Вот стрелка пошла на снижение. Бокай опустил на глаза синие очки, быстро подошел к котлу, открыл топку. Не обращая внимания на жар и гудение пламени, принялся кидать в топку уголь. Топка словно задохнулась, наполнилась желтовато-темным дымом. Бокай просунул в горловину кочергу и принялся переворачивать уголь, открывая доступ воздуху. Обильный пот покрыл тело кочегара, но он не чувствовал усталости. Только когда стрелка начала подниматься, он дал себе отдых. Сел, тяжело дыша, довольный собою.

— Получила, беспокойная? Прыгаешь, словно коза в летнюю жару!

Постепенно поднимаясь вверх, стрелка миновала цифру двенадцать.

— Ишь ты! — воскликнул Бокай.

На этот раз он действовал энергичней. Подбежал к котлу, потянул за рычаг. Кочегарка сразу наполнилась паром. Бокай не отрывал глаз от стрелки. Если стрелка опустится слишком низко, значит, давление пара упало — тогда остановятся машины; поднимется выше нормы — может взорваться котел.

— Жайбасар [62] Жайбасар — буквально: медлительный. Прозвище, которым жена когда-то наделила Бокая. , эй Жайбасар! — послышался голос его жены.

Вместе с женой в котельную вошел мужчина. Бокай вынырнул из густых волн пара, присмотрелся и радостно кинулся к мужчине.

— Уж не Жамантык ли это? Все ли в ауле живы-здоровы? Откуда ты?

— Да, я из аула. Вот уж третий день разыскиваю тебя.

— Здесь не легко найти человека. Много нас.

— Да будет счастливо твое место! Очень завидная у тебя должность. Видать, все производство держишь в руках?

— Ничего, неплохая должность. На производстве тем хорошо, что не замечаешь, как бежит время. Бывало, ходишь за скотом, ждешь не дождешься, когда солнце сядет.

— А мне вот тяжеленько, — пожаловался Жамантык и начал свой рассказ.

Лицо у него унылое, плечи опущены. По всему видно: немало испытал человек.

— Шесть дней добирался до Караганды… Встретил здесь одного сородича. И вот уже три дня, как живем у него. Верблюд мой не может пролезть во двор: калитка узка, вот и стоит под открытым небом, на мерзлом снегу. Хорошо, что жена и дети в землянке. Без карточки не дают хлеба. В кармане пусто. На работу не принимают. Вот и пришел к тебе.

— А какую работу ты просил?

— Хотел бы кочегаром.

— Да-да, — вспомнил Бокай, — ты ведь три года на паровой мельнице у Андреева работал.

— Три года и два месяца, — поправил Жамантык.

— Так почему тебя к нам кочегаром не принимают?

— Был у вашего начальника кадров. Требует, чтобы я принес справку о том, что работал кочегаром. А где я ее возьму? У кулака Андреева, что ли, просить? Так ведь его раскулачили и выслали. Вот ваш начальник и посылает меня чернорабочим. А я в механический цех прошусь, Как тут быть? Не поможешь ли, друг?

Бокай молчал, опустив голову.

Его задорная молодая жена не утерпела, быстро заговорила:

— Чего губы распустил? Уж не такое случилось несчастье, чтобы небо показалось в ладонь, а земля — не больше потника. Сходи к Щербакову. Пусть поставит на работу. В Караганде всем хватит места.

— Нарыв не вскроешь, если нет ножа, — ответил Бокай, не поднимая опущенной головы. — Что тут сделаешь, если нет справки?

— Будь справка, он и без тебя устроился бы. Наш Жамантык — не бай, не лодырь. Мы же знаем его. Поручись за него. Ты ударник, тебе поверят.

— Уж не знаю, к кому и пойти, — все еще колебался Бокай. — Щербаков в отъезде. Прочее начальство очень занято, не хотелось бы их утруждать.

— Ой, стыд какой! Неужели стесняешься пойти в горком? Что нам каждый день говорят? Нам говорят: не стесняйтесь, приходите за любой нуждой.

— Ладно, схожу, попробую, — наконец согласился Бокай и поднял голову.

С большим трудом пересиливал он себя, изменяя давнишнему своему правилу: не навязываться с просьбами к начальству. И теперь посчитал необходимым предупредить:

— Выходит, Жамантык, я как бы поручаюсь за тебя. Правда, до сих пор ничего плохого за тобой не водилось. Но здесь людей ценят по труду. Ты уж не осрами меня! Честно трудись, не жалей силы. Если потом мне скажут: «Этот твой друг оказался неподходящим человеком», — что мне тогда делать? Ты без ножа зарежешь меня. Больше я тебе ничего не скажу.

Жамантык клялся и благодарил.

— Не хуже других стану работать. Только помоги. Вовек не забуду твою доброту.

Из соседнего помещения, где работал нефтяной движок, вышел Жанабыл, вытирая паклей руки, залитые мазутом: он был машинистом при движке, Его, как и Бокая, обучил новому делу Константин Лапшин.

— Э, Боке, — весело балагурил Жанабыл, — моя машина казалась мне интересной, пока я не знал ее. А сейчас она что-то мне наскучила.