Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Лишнее добро не в тягость, сынок. Кизяк может пригодиться на розжиг угля.

— Если бы вы относились к производству, как к своему хозяйству, большая польза вышла бы, — заметил Жанабыл и открыл наружную дверь.

Выход из землянки был наглухо завален снегом. Жанабыл стал сгребать его в коридор и с большим трудом пробил ход. Вышел, но тут же вернулся.

— Ой-ой! Буран дует с такой силой, что на ногах не устоишь… Все-таки на работу нужно идти!

— Смотри, сынок, буран — враг опасный.

Не обращая внимания на предупреждение тестя, Жанабыл оделся потеплей, завернул в узелок обед и отправился в цех. Надо было пройти около двух километров по открытой степи. Он шел против ветра, по глубокому снегу. Глаз не разлепить, пришлось угадывать путь по направлению ветра. Колючий снег хлестал в лицо, упругий ветер толкал в грудь, стараясь сбить путника с ног, засыпать с головой, задушить. От гула и свиста ветра заложило уши. Мороз обжигал лицо. Казалось, что ветер, кружа в воздухе снежную пыль, гудит: «Смерть, бедствие!»

Но смелый, сильный юноша и не подумал вернуться. Наклонив голову, он упрямо продолжал идти вперед, против ветра. «Скорей бы дойти, увидеть своими глазами, не причинил ли буран какой беды производству, не остановилась ли работа. Наверно, не все рабочие пришли — кто заблудился, кто обморозился. Да и можно ли в такое время беречь себя и лежать дома в тепле? Может быть, понадобится организовать ударную бригаду и бросить ее на борьбу с бураном…» — думал он, упорно шагая. Но шел осторожно, опасаясь угодить в какую-нибудь яму, — их было нарыто здесь во множестве. Временами останавливался, прислушивался, стараясь определить, где находится. Но слух не улавливал ничего, кроме воя ветра, и глаза ничего не могли разглядеть в густой снежной пыли.

Внезапно он почувствовал запах дыма, но этот запах тут же исчез. Полагая, что где-то поблизости землянка, Жанабыл прошел несколько шагов назад. Нет, дымом не пахло. «Почему не слышно гудка? Неужели я так далеко ушел от цеха?» — подумал Жанабыл и остановился.

Его шарф, закрывавший рот и нос, рукавицы — все обледенело. Тело начал сковывать холод. Но Жанабылу и в голову не приходило, что он может замерзнуть. С детства он батрачил, всякую непогоду видал, слышал бесчисленные рассказы о путниках, застигнутых в степи метелью, и знал, что на крайний случай можно зарываться в снег. Сейчас он на все лады стыдил себя за то, что потерял направление, заблудился где-то между землянками.

— Ах, ты! — в сердцах воскликнул он, схватился рукой за щеку и принялся растирать. Он тер старательно, но даже в эту минуту не мог без улыбки вспомнить о своем тесте: «Когда Жумаке трет и мнет овчину, она делается мягче… Что же ты, щека моя? Оживай, оживай скорее!»

Наконец он почувствовал боль в щеке. Закрыв лицо до самых глаз шарфом, Жанабыл подался вправо, подставляя ветру бок. Хоть и далеко идти, но в этом направлении должна быть железная дорога. «В крайнем случае выйду на линию, тогда не собьюсь», — подумал он.

Внезапно перед ним обозначился локомобиль, заваленный снегом, рядом стояли вагонетки.

«Это же наше добро! — обрадовался Жанабыл. — Прямо к цеху вышел».

В механическом цехе был объявлен срочный сбор. Пришли сведения, что четвертая шахта остановилась, а на первой испортился камерон, — возникла опасность затопления. При шахтах еще не было своих хорошо оборудованных механических цехов. Работали отдельные слесари и машинисты. Механизмы всех шахт находились в ведении центрального мехцеха. Сейчас шла организация двух ударных бригад для помощи обеим пострадавшим шахтам. В таких случаях минута ценится дороже часа. Промедлишь — опасность усилится.

Механик Козлов был встревожен. Он получил от Щербакова приказание, чтобы бригады прибыли на место точно через час. Как они доберутся? Буран не утихал. В Донбассе Козлов за всю свою жизнь не видел такой метели. Можно ли посылать людей если не на верную, то вполне вероятную гибель? Но если не отправить бригады, то шахты остановятся на несколько дней. Козлов не мог допустить остановки их даже на час. Он начал с бригады слесарей. Некоторые из слесарей жили далеко от цеха и сегодня не явились на работу. На то, чтобы вызвать их, потребуется много времени. Да и сумеет ли добраться до них посыльный? Если снять всех пришедших людей, остановится работа в цехе. Он медлил, не зная, какое принять решение.

Открылась створка двери, и кто-то, закутанный, непомерно толстый, попытался пролезть в нее, но не смог. Открыли вторую створку. По голосу узнали Байтена. Можно было подумать, что он не оставил дома ни одной теплой вещи — ни шарфа, ни женского платка, все намотал на голову. Снимая все это, он произнес:

— У-ух! Не будь я старым рабочим, нипочем не добрался бы!

— А как же другие добрались?

— Скажи еще! Они же раньше пришли. А сейчас буран так разыгрался, что носа своего не увидишь. Дышать нельзя!

Барак, где жил Байтен, был расположен всего в ста метрах от цеха. Поэтому «храбрость» Байтена никого не удивила, но все были довольны, что он явился.

Пока Байтен хвастал, вошел Жанабыл. Он сразу же принялся шутить, и у всех поднялось настроение. Начал он с того, что пересчитал все тряпки, которыми была обмотана голова Байтена.

— Тут одной только вещицы не хватает. Надо полагать, дома без нее никак нельзя обойтись, иначе Байтен и ее бы прихватил, — сказал он серьезным тоном, вызвав общий смех.

С приходом Жанабыла и Байтена двумя рабочими стало больше. Козлов почувствовал облегчение. Подойдя к Жанабылу, он пощупал обмороженные его щеки и проговорил:

— Я знал, что ты не останешься дома греть свои кости. Вот только щеки обморозил…

— Это пустяки. Заживет. Что станем делать? Распоряжайтесь.

— Назначаю тебя старшим. Надо помочь четвертой шахте.

Сможешь довести туда бригаду?

— Доведу, — ответил Жанабыл. — Только дайте мне метров сто проволоки.

— Зачем?

— Сейчас скажу… До самой шахты тянутся телеграфные столбы. Вот мы и пойдем от столба к столбу, а проволока не даст нам заблудиться между столбами.

— Это умно! — похвалил Козлов. — Ну, собирайтесь. Проволока найдется.

Пока люди готовились в дорогу, Жанабыл заглянул в кочегарку, поздоровался с Бокаем. Оттуда прошел в машинное отделение — теперь там работала Майпа.

Она не заметила прихода Жанабыла: стояла спиной к двери и следила за вольтметром. Одета она была в синий комбинезон, голова повязана красным платком. Управлению машиной обучал ее, как и обещал, Жанабыл. Майпа была дочерью бедного человека и никогда не отличалась ни сметкой, ни бойкостью. Но теперь, особенно после замужества, характер Майпы очень изменился. Ее ожившие серые глаза постоянно улыбались. И дома и на работе она носила чистую, непомятую одежду. Посвежела, похорошела. Ей был к лицу рабочий комбинезон.