Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Сергей Петрович помолчал, шумно вздохнул, не легко давались ему эти слова; достал было трубку, но передумал — сунул ее в карман.

— Вот что я скажу, товарищи. Всем нам надо по-настоящему, по-большевистски взяться за дело. Предлагаю: сейчас же, не теряя времени, разъехаться по участкам производства. Изучим положение на месте. Вернемся с конкретными предложениями. Потом соберемся все и еще раз обсудим, какие решительные меры надо принять. Вот так!

Щербаков говорил в тоне приказа, и все понимали, что в данном случае это единственно правильный тон.

— А вас попрошу, — повернулся он к Мейраму, — возьмите с собой инженера Аширбека. Побывайте всюду. Посмотрите на создавшееся положение партийным пристальным взглядом. А в производственных вопросах вам Аширбек поможет разобраться. Действуйте, товарищи!

Мейрам оделся потеплей и в сопровождении Аширбека отправился в объезд промысла.

Аширбек Калкаманов — новый сотрудник треста — недавно работал в изыскательской партии помощником геолога Чайкова. Мейрам познакомился с ним в степи, когда ехал на Карагандинский промысел. Ему хорошо запомнился худощавый, молчаливый, исполнительный помощник Чайкова. Аширбек сам попросился на шахты: он стремился практически участвовать в добыче угля, огромные залежи которого разведывал в недрах карагандинской земли. На новом месте молодой инженер не изменил своей прежней привычке: на работе был так же немногословен и пунктуален.

До самой эстакады недавно открытой второй шахты Мейрам и Аширбек гнали лошадей рысью, не чувствуя холодного и резкого ветра, бившего в лицо.

— Не так-то уж и морозно, а говорили — сорок два градуса, — сказал Мейрам, слезая с коня.

От эстакады доносились лязг вагонеток и голоса людей. Здесь уже выросла довольно большая груда породы. На жгучем морозе она тлела без пламени. На самом верху ее стоял рабочий, сваливал породу в вагонетки.

Из шахты вразвалку вышел начальник Николай Овчаренко — человек плечистый, с широкой грудью. Заметив застрявшую на пути тяжелую железную тележку, он одной рукой оттянул ее в сторону. Потом двинулся дальше, хозяйственно высматривая непорядки.

— Интересный человек и отличный работник, — сказал Мейрам Аширбеку. — Слово свое держит твердо, не любит прикрас…

Овчаренко только теперь заметил их. Еще издали, прежде чем поздороваться, заговорил громко:

— Наши почтенные руководители начинают проявлять свою заботу о шахтах только после того, как буран затих.

— На кого пеняешь? Ведь и ты один из руководителей, — отозвался Мейрам. — Смотри, кетмень тебя не ударит, если наступишь на нижний конец?

— Меня не ударит! — ответил Овчаренко, подавая руку гостям. — Я хоть и украинец, но частенько держал в руках казахский кетмень. Здешние места мне знакомы. Я так думаю: когда практика Донбасса и Караганды объединится вместе, то не только снег, но и огонь нам будет не страшен.

Говорил он, перемешивая русскую речь с украинской, порой проскакивали и казахские слова. Овчаренко лучше других подготовил свою шахту к зиме. От уклона до эстакады построил дощатый коридор, укрыв подход к шахте от дождя и метелей.

— Жилища рабочих расположены у нас близко, под землей тепло, — что нам может сделать буран? — говорил Овчаренко. — В непогоду мы ограничивались тем, что часто сменяли людей, работающих на эстакаде. Все, что может потребоваться в таких случаях, у нас припасено заранее.

Беседуя, они спустились вниз. На большой красной доске перед конторой было обозначено выполнение нормы каждой бригадой. За стеклом витрины — портреты передовых рабочих.

Мейрам остановился возле доски.

— А ведь и в самом деле, товарищ Овчаренко, буран не помешал вам: выработка не снизилась, — он двинулся к подъемной машине. — Как работает Балжан?

— Деловая женщина! И работает крепко. У нее за все время ни одного простоя.

— Да, боевая…

В теплом помещении, легко одетая, работала ясноглазая Балжан. Одна рука ее лежала на рычаге управления подъемной машины; еле заметным движением Балжан заставляла вертеться, как веретено, огромный маховик. Толстый стальной трос то наматывался на вал, то сматывался, глаз не мог уследить за быстротой его скольжения. Балжан управляла вагонетками, которые катились и по узкоколейке, в глубине шахты, и по высокой эстакаде, где сваливали породу. Еще недавно эта молодуха умела ходить только за скотом и боялась близко подойти к машине, а теперь взнуздала ее и управляла ею не хуже любого машиниста. Постоянно сообщаясь с шахтой по телефону, она то убыстряла, то замедляла ход механизма и в то же время напевала.

— Как понять: вы работаете или поете? — спросил Мейрам.

— И то и другое, — непринужденно ответила Балжан. — Или полагается только одно дело знать, как вы?

— Почему же? Если вы станете мастерицей на все руки — чего же лучше. А вот я никак не могу этого достигнуть.

— Ах, не можете достигнуть! Пока вы «не можете», смотрите, как бы кто-нибудь другой не достиг.

Оба засмеялись. Балжан запомнилась Мейраму с того самого дня, когда перед группой рабочих она ругала его за неполадки при постройке землянок. Тихий муж Балжан остался инвалидом после обвала на шахте. Теперь она сама работала на производстве.

В ее шутке Мейрам услышал намек на то, что в доме Ардак часто бывает Махмет. Балжан знала, что Мейрам интересуется Ардак, и сочувствовала этому, но при каждой встрече не упускала случая подзадорить его.

Всякий раз, когда разговор касался Ардак, у Мейрама начинало сильнее биться сердце. Сейчас шутка Балжан вызвала в нем чувство тревоги.

— Вы по-прежнему дразните меня или всерьез предупреждаете?

— А что на свете серьезно? — со смехом ответила Балжан.

Трудно было состязаться в шутках с женщиной, острой на язык. И Мейраму только и оставалось молча признать свое поражение. Уже по-деловому он обратился к Овчаренко:

— Как у вас с паровым хозяйством?

— В порядке. Подъемные трубы зарыты на большой глубине, а те, что проложены на поверхности, хорошо обернуты и мороза не боятся. Помещение паровых механизмов отеплено. Я ведь хорошо знаю карагандинскую зиму…

Они осмотрели кочегарку, кузницу, воздуходувку. Всюду был образцовый порядок. Потом зашли в маленькую механическую мастерскую. Здесь стояли токарный станок, верстак и небольшой двигатель. Помещение низенькое, окна завалены снегом. Работали при электрическом свете. За каждым станком — двое рабочих: русский и молодой казах.

Мейрам остановился возле токарного станка. Совсем еще молоденький, круглоносый паренек обтачивал кусок железа. Стружка вилась и весело сверкала при свете электрической лампы. Так же сверкали и улыбались глаза паренька. Пожилой русский рабочий-токарь, передав управление станком пареньку, держался настороже и при первой же необходимости был готов схватить рычаг. То и дело он подсказывал своему ученику: