Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Завидя в позднюю ночь человека с мешком, собаки подняли лай. Черный кобель и пегая сука кинулись на него, как бы требуя: «Отдай свою добычу!» Другие псы их поддержали. Махмет отгонял собак комками затвердевшего снега. Только он двинулся, как из-за угла вывернулся Жанабыл.

— Кто это? — крикнул он.

Махмет узнал его по голосу, бросил мешок и пустился наутек. Жанабыл погнался за ним. Но бежал не во всю мочь, его душил смех. Наконец не выдержал, повалился в сугроб, схватившись за бока.

Но Жанабыл не узнал Махмета. Возвращаясь с вечерней работы, он зашел к Ермеку и от него услышал о проделке Байтена. И сейчас подумал, что это Байтен до сей поры таскается со своим мешком, и погнался за ним с невинным желанием попугать его. Однако он не мог понять: каким образом Байтен оказался так далеко от своего барака? Поднявшись на ноги, он увидел, что след ведет к землянке Алибека.

С мешком за спиной Жанабыл вошел в землянку.

Ардак засмеялась:

— Ну и чудеса! Сегодня ночью все возятся с мешками!

— Байтен был у вас?

— Байтена я не видела, а вот Махмет заходил.

— Вот так штука! Значит, я удостоился видеть самого тучного заведующего! — снова захохотал Жанабыл. — Жаль! Если бы я знал, кто попался мне на дороге, я всыпал бы ему тумаков и сам притворился, что не знаю, кого колочу.

— Разве секретарю комсомола полагается драться?

— Э, и у секретаря руки не связаны!

Молодые люди привыкли шутить, подтрунивая друг над другом. Бойкий и правдивый Жанабыл всегда нравился Ардак. Она охотно занималась с ним в школе, беседы их затягивались надолго. Но за последнее время они встречались все реже. Вспомнив об этом, Ардак погрустнела.

— С тех пор как ты стал секретарем, ты редко приходишь учиться, мало бываешь у меня. Как бы не оборвалась наша дружба.

— Не забывай, — серьезно ответил Жанабыл, — что я не легендарный батыр, а обыкновенный человек. Когда-то я считал служащих чуть ли не дармоедами, и только потому, что никогда не видел у них пота на лбу. Это была одна из крупных моих ошибок. А как много было у меня свободного времени! Бывало, отработаю положенные шесть часов, а остальные восемнадцать — в полном моем распоряжении. Если бы все наши рабочие умели использовать это время для учения, то давно стали бы инженерами. На встречу с тобой у меня теперь не всегда хватает времени, хоть мы и живем по соседству. Вот сейчас два часа ночи. Ты сидишь и спокойно читаешь книгу. А мы только что разошлись после совещания и споров. О чем спорили?.. Да вот — выпрямить кривобоких людей труднее, чем разогнуть железо. Когда мы выгнали кулака Куржика из аула, мне казалось, что все тяжкое прошлое ушло вместе с ним. И опять ошибся. Старого осталось немало. Махметы и Байтены, старые привычки и взгляды — все это обломки рухнувшего старого мира. Ты же умная девушка, Ардак. Если вдумаешься хорошенько, то не только упрекать перестанешь, но и пожалеешь меня. А я вот жалею Сергея Петровича и Мейрама. Больше себя жалею. Есть ли у них покой даже во время сна?

Ардак, вся подобравшись, сидела, как сокол на тугуре [67] Тугур — подставка, на которой сидит охотничья птица. . С огоньком в глазах слушала она Жанабыла. Кажется, только вчера приехал из аула этот паренек. В то время руки на работе у него были, как говорится, короткие, а общее развитие — еще короче. Сейчас Жанабыл говорит с ней как опытный, знающий общественный работник. Ардак думала с гордостью: «И я вложила в него частицу своего труда».

Всякому свое. Крестьянин пашет поле, сеет хлеб, а его маленькая девочка ковыряет землю и сажает цветы. Когда распускаются цветы, она считает себя счастливее всех. Ардак чувствовала себя сейчас как эта девочка.

— Понимаю, Жанабыл, все понимаю, — проговорила она. — Но вот что… Однажды дочь Карла Маркса спросила у него: «Что такое счастье?» Он ответил: «Борьба». Вся жизнь людей, создающих счастье в мире, проходит в борьбе. Их труды, которые они написали, борясь за наше счастье, и оставили нам в наследство, мы не все еще успели прочесть. А ведь они находили время и для учения, и для науки, и для любви, и для беседы со своими друзьями. Если у нас не хватает на это времени, не сами ли мы виноваты? Пожалуй, всему виной наше неумение организовать себя, наша однобокость. Нет ли такого недостатка и у тебя, и у полюбившегося тебе Мейрама?

— У меня-то определенно есть! И я хочу покончить с ним. Поэтому даю тебе слово: три раза в неделю аккуратно буду являться на занятия. Что бы ни случилось, найду время и для подготовки к урокам. — Помолчав, он сказал неосторожно: — Думаю, и Мейрам сумел бы, не в ущерб делу, найти время, чтобы почаще бывать в этом доме.

Ардак вспыхнула.

— Не болтай лишнего! Никто не просит, чтобы он часто ходил к нам.

Жанабыл невзначай разбередил ее рану. После свидания с Мейрамом, когда она убежала, встречались они редко, да и то только на людях. Мейрам остерегался подойти первым, думая, что девушка сторонится его, а ей мешало самолюбие. Сколько раз она бранила себя за то, что не продлила тогда свидания, и все-таки не могла сломить своей гордости и заговорить первой.

— У него нет досуга ходить к нам. И пусть! С некоторыми друзьями лучше держаться подальше.

Жанабыл не придал значения этим словам.

— Вам, конечно, виднее, куда ходить, где встречаться. Ну, кажется, мы с тобой наговорились. Теперь разреши, пойду поболтать с Майпой.

Жанабыл взялся за мешок.

— С добычей возвращаешься?

— Да, надолго теперь хватит разговоров об этом мешке.

Ардак осталась одна. Все думала и думала о мельком оброненных словах Жанабыла: «Мейрам мог бы почаще бывать в этом доме».

После бурного собрания на первой шахте Щербаков подписал приказ, решительно ломающий прежние порядки. Приказ висел на видном месте в каждой шахте, в помещениях, где выдавались наряды. Прошла уже неделя, как Ермек был утвержден заместителем начальника первой шахты. Его место бригадира ударной бригады по проходке занял Акым.

Ермек вместе с начальником шахты Осиповым обсуждал текущие вопросы в конторе. Казалось, они были созданы в противоположность друг другу. Ермек — богатырского сложения, уравновешен, спокоен до невозмутимости; Осипов — маленького роста, худощавый, ходит и говорит быстро, скор на решения. Но эти различия не мешали начальнику и его новому помощнику дружно работать.

— Все эти новшества полезны, — с задорной улыбкой говорил Осипов. — Я, друг, поумнел после того, как на собрании покритиковали да Щербаков влепил выговор.

— Критика всех встряхивает, — согласился Ермек. — Когда-то мы раскачались бы приладить к бремсбергу барабан, а теперь живо сделали. Вот начинаем удлинять уклон и направили туда бригаду Акыма. Иначе нам пришлось бы туго с выполнением плана.