Николай Мординов - Весенняя пора

— И не стыдно вам галдеть?! Такие большие парни! — покачал головой отец. — Когда же вы наконец образумитесь…

Через несколько дней бык почти совсем поправился, но ходил все еще шатаясь; он очень обессилел, и от него еще долго пахло плесенью.

Настал наконец день, когда Егордан повел быка в поле. Ребята бежали сзади и подгоняли его прутиками. Они по очереди целовали своего любимца в нос, гладили его по спине, похлопывали по ляжкам, приговаривая разные ласковые слова, и наконец отпустили на зеленую лужайку.

Днем мальчики раз-другой ходили взглянуть на него, а к ночи он возвращался домой сам.

Когда бык совсем поправился и нагулял тело, его уже нельзя было так просто поймать на поле и поласкать, как прежде. Теперь, подходя к нему, ребята грозили Рыженькому кулаками и издали приговаривали:

— Ах ты, разбойник!

Подняв голову, бык окидывал взглядом своих хозяев, будто говоря: «Опять они!» — и продолжал щипать траву.

Вечером, когда он являлся домой, степенно переставляя свои длинные ноги, Ляглярины встречали его особенно радушно. И хотя его появление ни для кого не проходило незамеченным, каждый считал своим долгом сообщить: «Хозяин идет», «Рыженький пришел», «Обжора! Так наелся, что бока расперло».

Егордан называл своего быка «умным парнем», и когда тот шагал с задумчивым видом с поля, потешался над тем, что Рыженький любит размышлять в одиночестве.

И вот в один ненастный вечер Рыженький не вернулся домой. Долго ждали его Ляглярины, храня полное молчание, потом отправились в ближний лесочек, обыскали окрестные рощи, но вола так и не нашли.

— Уж наверное этот плутишка спрятался где-нибудь в лесу, чтобы наесться вдосталь: ведь он страшный обжора! — успокаивали Ляглярины друг друга.

Тем не менее они то и дело по очереди выходили во двор, будто бы за какой-нибудь надобностью.

Когда восточная часть неба стала бледнеть, Егордан сделал вид, что сердится:

— Вы что это, решили нынче совсем не спать, а? — ворчал он.

Все молча улеглись. Но через некоторое время Федосья встала и тихо вышла. Когда она вернулась, Егордан встретил ее укором:

— Словно маленькая! Разве можно из-за глупой скотины не спать.

Но вскоре он и сам вышел, бормоча что-то о ноже, якобы забытом на дворе.

На другой день вола искали в окрестных долинах, осматривали ближайшие покосы, обшаривали прилегающие леса, расспрашивали каждого встречного. Все было напрасно! Рыженький плут, Хозяин, Умный парень, бесследно исчез. На веселую и дружную семью Лягляриных пала черная тень молчаливой тревоги.

После трех мучительных дней к ним снова заявился Роман Егоров.

Егордан встретил его рассказом о своей беде:

— Вол у меня пропал… Так хорошо поправлялся после тяжелой болезни — и вдруг… пропал!

— Цел твой вол, — нехотя выдавил Роман.

Мальчики только рты разинули от изумления, а Егордан порывисто спросил:

— Где же он?

— У князя.

— Как у князя?

И Роман, почему-то тыча пальцем в пол, объяснил:

— Отвел я его к князевой старухе Пелагее. Она обещалась дать мне за него тридцать два рубля… Тридцать два рубля!.. Я-то ведь сказал ей, что бык мой. Тебе бы она дала за него не больше пятнадцати целковых, это ясно. Он же хворый и все равно скоро сдохнет. Я его свел только из жалости к тебе.

Оказывается, Роман пригнал вола к себе и самовольно отвел его к купчихе Сыгаихе.

— Так где же он сейчас, наш Рыженький? — с нежностью спросила Федосья.

— Пока я его оставил со скотиной князя.

— Мы думаем, что он уже совсем поправился и теперь не пропадет, — сказал Егордан, почесав затылок.

— Ну и что из того?.. Если далее и не пропадет?.. — подозрительно живо откликнулся Роман и, вытянув шею, обвел всех пристальным взглядом.

— А то, что я не намерен его продавать, — сказал на этот раз твердо Егордан и выпрямился.

— Может, и так… — Роман погладил левой ладонью колено, потопал замшевыми торбасами об пол и молча оглядел Егордана с ног до головы. — Может, и так… Но не пора ли тебе со мной рассчитаться? Может, ты теперь так богат, что небольшой должок сразу чистоганом выложишь? Или надеешься показать мне свой голый живот: ничего, мол, у меня нет, не сдерешь же с бродячей собаки шкуру? На том, думаешь, и разойдемся?

— Но я его не отдам!

— А хоть и не отдавай, только мне долг поскорее уплати, а не то я к князю пойду, — и Роман направился к двери. — Бык твой у Пелагеи Сыгаевой, поди отбери у нее, — добавил он, выходя.

Долго сидели Егордан и Федосья, он — пощипывая подбородок, она — пристально разглядывая ладонь. Потом, крякнув, Егордан сказал:

— Придется, видно, отдавать его…

— Рыженького! — прошептала со слезами в голосе Федосья. — Что там «видно», отняли уж…

За матерью захныкали и мальчики.

Быка не стало, с Романом рассчитались и получили у него сверх уплаты долга еще семь аршин ситцу и полкирпича чаю. Но семья начала голодать, и мужчины решили уйти до сенокоса в далекую тайгу Эндэгэ — ловить гальянов.

А ловят их так: между ближайшими озерками выкапывают канавки и устанавливают в них верши, которые придавливают сверху тяжелыми охапками осоки, облепленными болотной грязью. Дело это нелегкое, но в случае удачи обеспечит едой надолго. Недоваренных гальянов высушивают на солнце, и получается хорошо сохраняющаяся сыпучая рыбья труха, которую называют «барчой».

И вот Ляглярины нагрузились поклажей, прихватили с собой соседского паренька Гавриша из голодной семьи слепого бедняка Николая и рано поутру тронулись в путь.

Голодные, утомленные люди несли на спине, кроме своих пожитков, еще по пять вершей. Под палящим солнцем они еле передвигали ноги. Тропинка, то исчезая, то опять показываясь, извивалась между зыбкими болотными кочками.

Шли молча. Старик Лягляр изредка вздрагивал всем телом, озирался кругом и, потеребив рукой кончик носа, видимо страдая без нюхательного табака, опять опускал голову и тяжело шел дальше. Он даже забыл свою давнюю привычку — время от времени, словно проверяя, трогать единственный передний зуб, который у него давно шатался.

Егордан шагал, пожевывая свои мягкие, жидкие усы, росшие только на углах губ, слегка пошатываясь под тяжестью ноши, то и дело сбиваясь с тропы и что-то невнятно бормоча.

Гавриш выглядел бодрее всех и оказался достаточно сильным, хотя и был всего на три года старше Никитки. Всю дорогу он смотрел по сторонам и всему улыбался — деревьям, цветам, даже пролетающим воронам. Гавриш слыл ловким пареньком и умельцем. Про него было известно, что он может смастерить красивый деревянный лук, который стреляет на сто саженей. Никитка уважал Гавриша и втайне хотел во всем походить на него.

К полудню развели у лесного озерка костер и сварили чай. Скудные запасы творога решили пока не трогать, ибо неизвестно было, как встретит их тайга. Если не окажется рыбы, творог пригодится на обратном пути: иначе ведь и домой не вернуться. А пока придется довольствоваться горячим чаем из березового нароста.