Пётр Лебеденко - Четвертый разворот

Сунув рогатку за пазуху, Джино стремглав пересек коридор, метнулся к мусорному ящику и, приподняв крышку, прыгнул во что-то скользкое и липкое. Его обступила темнота, в нос ударило чем-то смрадным. Он прижался к стенке и закрыл глаза. Сердце у него колотилось так, что ему стало страшно — а вдруг оно не выдержит и разорвется? И он так и останется лежать в этом ящике до тех пор, пока его вместе с мусором не вывезут на свалку. А Коринна день и ночь будет искать его по всему городу и в отчаянии ломать руки, думая, что это она во всем виновата.

— Ну тише, ты, тише, — приказывал своему сердцу Джино. — Чего ты испугалось, дурное?!

Полицейский тупо смотрел на две гайки, лежащие у него на ладони, и, сморщив лоб, размышлял как бы про себя:

— Преступник не один. Их двое. Двое, я говорю. И скрылись они где-то поблизости. Далеко они не ушли, я говорю. Потому что в тот момент, когда синьора Гамбале закричала, я как раз вышел из-за угла, и виа Аджелли была у меня как на ладони. Кого я увидел? Вот этого молодого человека, синьору Чезиру, которая переходила улицу, и вот этого мальчика в форме балиллы [3] Балилла — член детской фашистской организации в Италии. . Больше, я говорю, никого на виа Аджелли не было. Как тебя зовут, мальчик?

— Это Нигри, — сказала Гамбале, платком вытирая глаза. — Мой племянник.

— Хорошо. Ты будешь помогать мне, Нигри… Может быть, и вы поможете нам, молодой человек?

— Фачченда, — поклонился молодой человек, с виду мясник или убойщик скота. И еще раз поклонился Абе Гамбале: — Вы можете располагать мной, синьора Гамбале. Я к вашим услугам. Обещаю вам, что я этих негодяев достану из-под земли.

— Преступники действовали с той стороны. Там их и надо искать. Только там, я говорю.

…Сперва Джино услышал голос Нигри. Он хорошо знал племянника Абе Гамбале, маленького фашиста с глазами бешеной кошки. Нигри был старше Джино всего на два года, но за его плечами числилось столько драк, что с ним боялись связываться даже взрослые люди. При каждом удобном случае Нигри похвалялся: «Больше всего на свете люблю пускать кровь красным идиотам». А «красными» он считал всех, кто не был ни балиллой, ни авангардистом [4] Авангардист — член молодежной фашистской организации. . Ему ничего не стоило пырнуть ножом своего противника, ударить по голове железным прутом или из-за угла запустить камнем в ничего не подозревающего человека.

Выйдя из коридора во двор, Нигри крикнул:

— Здесь им негде укрыться. Но, на всякий случай, нужно заглянуть в две-три квартиры — в этом доме живет немало красной сволочи.

Джино затаил дыхание. Откуда он тут взялся, этот фашистский ублюдок? И к кому он обращается?

— А вон лестница, на крышу, — послышался еще один голос. — Не мешает проверить, может быть, они залезли туда.

— Вряд ли, — авторитетно сказал Нигри. — Они, небось, не такие болваны, чтобы рисковать. Они знают, что если их там найдут…

Нигри не договорил, но Джино понял, о чем он хотел сказать. И не сомневался, что, если бы его нашли на крыше, не задумались бы оттуда сбросить. От Нигри всего можно ожидать.

Потом Нигри сказал:

— А что это за ящик?..

И Джино услышал приближающиеся шаги. Ему надо было выскочить из ящика и попытаться убежать, а он лежал, будто неживой. Все в нем точно окаменело, и только сердце продолжало стучать громко и быстро. Тук-тук, тук-тук… Кажется, что рядом, очень близко от Джино, несутся по мостовой кони и стучат копытами. Тук-тук, тук-тук… Наступают на грудь Джино и несутся дальше А Джино так больно, что у него не хватает сил даже крикнуть.

И вот он увидел балиллу Нигри. Вернее, вначале увидел только его глаза. В них ничего, кроме радостного удивления, не было. Казалось, что Нигри сейчас по-мальчишески весело рассмеется и скажет: «Ага, вот я тебя и нашел… Теперь прятаться буду я».

На лице Нигри, действительно появилась улыбка. И Нигри действительно засмеялся. Правда, не весело и совсем не по-мальчишески. Он словно хрипло откашлялся:

— Кха-кха, кха-кха! Вот это здорово, чтоб я лопнул! Кха-кха, кха-кха!

Потом подошли Фачченда, полицейский и синьора Гамбале. Джино продолжал лежать, плотно прижав руки к лицу, оставив незакрытыми только глаза. А они стояли над ним и смотрели на него, как на диковинного зверя. Нигри пояснил:

— Приподнимаю крышку, а он лежит. Лежит и не дышит. Подох он, думаю, что ли? Вижу — глядит на меня. Вот так глядит, как сейчас.

— И молчит? — спросил Фачченда.

— И молчит. Ни звука. Сжался весь, думал, наверно, что я его не замечу.

— Вот гаденыш! — воскликнула Абе Гамбале. — Смотрите, уставился на нас, даже не моргнет… Настоящий бандит! Почему он не вылезает?

— Он и есть бандит, — подтвердил полицейский. — Преступник, я говорю. Кончит на виселице, уж я-то знаю.

Фачченда усмехнулся:

— Ошибаетесь, господин полицейский. Такие на виселицу не попадают. Их убивают раньше.

— Ну-ну, — сказал полицейский. — В моем присутствии. Я на посту… Служба, я говорю.

Джино не двигался. Ему хотелось закрыть глаза, чтобы ничего не видеть, но он не мог этого сделать. Ему было страшно. И мысли его путались, будто он был в бреду. «Их убивают раньше»… Кого убивают? О ком они говорят? А вдруг они не станут его трогать и просто заколотят ящик гвоздями, как заколачивают крышку гроба… А вдруг они отнимут двести лир, которые лежат в его кармане… Эх, зря он не позвал Мауро, вдвоем им было б не так страшно…

— Эй ты, вылезай! — крикнул наконец Фачченда. Джино даже не пошевелился. Не то не слышал, не то не мог понять, о чем ему говорят. Тогда Фачченда нашел во дворе длинный шест, которым подпирают веревку для белья, вернулся к ящику и ткнул концом шеста Джино в бок. Ткнул раз и другой.

— Ну! Нигри сказал:

— В морду его! По рукам. Пускай он раскроется.

Джино приподнялся на колени, потянулся руками к краю ящика.

— Я вылезу, — тихо проговорил он.

— Давай, — сказал Фачченда.

И вдруг синьора Гамбале вскрикнула:

— Да это ведь Джино! Это тот самый ублюдок, которого я хотела взять в свою лавку. Разве ты его не знаешь, Нигри?

— А ну, покажи свою рожу! — сказал Нигри. — Вот это здорово, чтоб я лопнул! Так и есть Джино! Ну, здравствуй, приятель!

Он ударил Джино кулаком в лицо, и тот снова упал в ящик.

— В моем присутствии, — сказал полицейский. — Я на посту. Служба, я говорю…

Абе Гамбале сказала:

— Спасибо вам за помощь, господин полицейский. Теперь вы можете быть свободны. Мы тут сами… Надеюсь, завтра вы сумеете выбрать время и заглянуть в мой магазин? Нет-нет, не отказывайтесь, я должна вас отблагодарить! Обязательно должна.

— Отблагодарить? Ну что вы, синьора Гамбале! Хорошо, я загляну… Завтра… А вы тут осторожнее. Служба, я говорю…