Пётр Лебеденко - Четвертый разворот

И вдруг понял: дело в том, что нет самого боя! Он просто уничтожает противника — деморализованного, поверженного, растерявшегося. Конечно, противник, пока он живой, остается противником, но когда же Климу улыбнется счастье встретиться лицом к лицу с тем настоящим делом, о котором он долгое время мечтает? Когда же, наконец, придет его час?

…Первым увидел «мессеров» стрелок-радист Никитина. Они шли тремя группами — по десять-двенадцать самолетов в каждой группе. Шли высоко, плотным клином, точно на параде.

— «Худые», капитан! — сказал стрелок-радист. — Туча!

Никитин взглянул вверх. Да, туча… Если засекут — не уйти. Срубят в два счета.

Он развернулся и пошел на сближение с Климом Лугановым. Подстроился к нему вплотную и тихо, будто его могли услышать немецкие летчики, сказал:

— «Мессеры», видишь?

Клим покачал головой:

— Не вижу. Где они?

И в это время от левой группы отделилось три пары. Теперь Клим их увидел. И тех, что продолжали лететь по прямой, и тех шестерых, что пикировали.

Значит, засекли. И сейчас начнется настоящая карусель.

— Приготовились, — сказал он Никитину. И — стрелку-радисту: — Спокойнее, Ваня. Главное, не пускай к хвосту…

Немцы решили ударить наскоком, сразу всей мощью. На высоте примерно тысячи метров они разделились: одна пара стала заходить слева, другая — справа и третья — сзади. Клим думал, что они откроют огонь с дальней дистанции, но немцы пикировали без единого выстрела до тех пор, пока подлетели настолько близко, что Клим сумел разглядеть на фюзеляже одного из «мессеров» нарисованного оленя.

— Давай, Ваня! — крикнул он стрелку-радисту.

И в то же мгновение почувствовал, как вздрогнула его машина-то ли оттого, что ее прошили очередью, то ли от воздушного потока, отброшенного промчавшимся мимо «мессером» с оленем на фюзеляже. Он быстро оглянулся назад и увидел, как стрелок-радист рванул турель влево, ловя в цель приближающегося с бешеной скоростью немца.

Длинная трасса прошла над головой Клима, пули дробно застучали о фонарь, и Клим даже втянул голову в плечи, будто это могло его как-то защитить.

— Ну давай же! — снова закричал он стрелку-радисту.

И все же первая атака не принесла немцам успеха. Они взмыли вверх, перестроились и пошли на второй заход. Клим не спускал с них глаз. Когда они опять начали приближаться, он круто развернулся вправо, потом неожиданно сделал такой же разворот влево. Никитин не отрывался. Он, кажется, понял маневр Клима. «Мессеры» одни за другим проносились с правой стороны, и это давало возможность стрелкам сосредоточить на них огонь.

— Есть, командир! — стрелок завопил таким истошным голосом, что Клим невольно поморщился. — Есть один!

«Мессер» задымил и круто пошел вверх. Клим подумал, что летчик сейчас выпрыгнет из кабины, но тут же увидел клуб огня падающий на землю.

— Хорошо, Ваня, — сказал он стрелку. — Отлично!

Возможно, эта потеря до некоторой степени ошеломила немцев. Уйдя вперед, они начали утюжить воздух на большой высоте, не предпринимая новой атаки. Можно было даже подумать, что у них вообще пропала охота вновь встретиться со штурмовиками, но Клим на обманывался на этот счет: он хорошо знал повадки немцев и был уверен, что это только отсрочка.

И он действительно не ошибся. Не прошло и двух-трех минут, как он услышал голос капитана Никитина:

— Опять идут!

Все время наблюдая за оставшейся пятеркой «мессеров», Клим как-то упустил из виду основную группу истребителей. Он даже предполагал, что, бросив в этом районе две своих пары, остальные ушли дальше, не считая нужным задерживаться.

И вдруг Клим увидел плотный косяк машин, разворачивающихся со стороны солнца. Потом этот косяк разделился надвое, и обе его половины ринулись вниз.

Клим приказал Никитину:

— Попытаемся прорваться на бреющем.

Но уже в следующую секунду понял, что прорваться им не удастся: пятерка «мессеров», которую они отогнали, тесным строем заходила в лоб, еще издали открыв огонь.

— Как саранча, — сказал стрелок.

Клим молчал. Поймав в прицел впереди других идущего «мессера», он выжидал, пока тот подойдет поближе. И когда расстояние между ними сократилось до нескольких десятков метров, Клим ударил из пушки. Ударил в упор и тут же сделал горку, потому что «мессер» взорвался почти у самого носа «ила».

Еще один «мессер», с мотора которого срывалось пламя, отвернул в сторону и начал подбирать высоту. «Молодец капитан, — подумал Клим. — Не зря тратишь патроны». И еще подумал: «Надо сказать ему, чтобы он подошел совсем вплотную… Зачем он оторвался?..»

Но ничего сказать не успел. Немцы навалились на них всем скопом, со всех сторон. Клим увидел, как пара истребителей одновременно ударила по машине Никитина, увидел, как взмахнул рукой стрелок-радист капитана и осел, бросив турель. Еще один «мессер» шел на Никитина сверху. Разлетелся фонарь, задымила правая плоскость. Никитин что-то крикнул, потом рванул штурвал на себя и мотором врезался в брюхо нависшего над ним истребителя…

— Все, командир, — вдруг сказал стрелок-радист. — Все…

Сказал очень тихо, Клим с трудом разобрал его слова. И оглянулся назад. Стрелок-радист откинул голову, на гимнастерке, в том месте, где был привинчен орден, краснело пятно. Одна рука еще лежала на турели, другая, сжатая в кулаке, безжизненно упала на борт.

Клим стиснул зубы, на короткое мгновение закрыл глаза. Потом снова открыл их и в каком-то неистовстве стал бить из пушки и пулемета по истребителям.

Бил до тех пор, пока не почувствовал острую боль в левом плече и в боку. И только тогда остановился. Боль подходила к самому сердцу и начала мутить сознание…

И все же он продолжал лететь. Зачем и куда он летит, Клим сейчас не знал. Он, конечно, понимал, что немцам ничего не стоит его добить, и удивлялся, почему они этого не делают… Вон, например, тот самый, с оленем на фюзеляже, низко висит слева над его кабиной, Клим отлично видит летчика. Пожилой уже, наверное, воюет не первый год. По тому напряжению, с которым немец на него смотрит, Клим догадывается, что летчик все время начеку и ни о каком таране нечего и думать — сразу же отвернет, как только заметит что-то подозрительное…

На такой же высоте и на таком же близком расстоянии справа летит второй «мессер». А сзади еще двое. Летят и не стреляют — ни одной трассы с тех пор, как не стало капитана Никитина. «Почетный эскорт, — ухмыляется Клим. — Ведут, как короля…»

И вдруг его взгляд упал на стрелку компаса. Двести пятьдесят пять градусов. Они идут почти строго на запад! Вот пересекли речушку с причудливым изгибом, пролетели над длинным — не меньше трех-четырех километров — селом с двумя церквушками по краям, мелькнуло внизу небольшое круглое озерцо… Все правильно… Здесь кончается тридцать второй квадрат, в двадцати минутах отсюда — базовый аэродром немцев.