Пётр Лебеденко - Четвертый разворот

— Разрешите, синьора, вас угостить. «Орвието» — отличное вино. Давайте выпьем с вами за память Винченцо.

Анна не стала возражать. В конце концов, это ни к чему ее не обязывало. А выпить ей теперь всегда хотелось. Если бы у нее были деньги, она никогда не отказывала бы себе в удовольствии хотя бы на время уйти в другой мир — нереальный, почти сказочный мир бездумья, в котором даже тоска кажется сладкой и приносящей облегчение…

Они выпили бутылку, и Кончетта принесла им еще одну. Кончетта, поглядывая на Анну, двусмысленно улыбалась, но Анну это совсем не трогало. Плевать ей на все и на всех… И ничего нагловатого в глазах Нигри нет. Очень приятный, очень внимательный молодой человек. Поняв, что маленькая порция ризотто, которую Анна съела, не утолила ее голод, он заказал для нее аньелотти и моццареллы.

— У меня такое ощущение, синьора Анна, — мягко сказал он, — будто мы с вами давние друзья. Или даже больше. Я плохо помню свою мать, но, клянусь, вы чем-то на нее похожи. Ей тоже трудно жилось. Так же, как и вам…

Анна увидела, что Нигри смотрит на ее старое, в нескольких местах залатанное платье, и на какое-то мгновение ей стало стыдно своей бедности. Но ощущение стыда быстро прошло, а на смену ему явилось привычное чувство жалости к самой себе — чувство, которому Анна никогда не противилась. Оно тоже было сладкое, как тоска. Сладкое и тревожное…

— Да, мне трудно живется, Нигри, — поднося платок к глазам, проговорила Анна. — Очень трудно… Люди злы и несправедливы. Каждый норовит наступить на тебя, втоптать в грязь. Налейте еще стаканчик, Нигри. «Орвието» действительно великолепное вино…

А потом он пошел ее провожать. Он вел ее под руку, как свою девушку, и совсем не стеснялся того, что на них обращают внимание… Очень приятный молодой человек… «Только зачем я ему нужна? — думала Анна. — Неужели он увидел во мне женщину, которая ему понравилась? И что мне делать, если он скажет: «Синьора Анна, я знаю одно местечко, где мы можем остаться только вдвоем… Пойдемте?..»

Она не пойдет. Нет-нет, на это она не пойдет. Стать такой, как Клоринда? Лучше уж камень на шею — и в залив. Все равно ведь конец один…

— Синьора Анна, — Нигри взял ее руку и положил к себе на колени, — синьора Анна, я хочу сделать вам одно предложение… Только вы не думайте обо мне плохо. Ничего плохого делать я не собираюсь. Мне просто вас очень жаль, и я хочу вам помочь. Понимаете, синьора Анна, я знаком с людьми, которые оказывают помощь всем русским беженцам. Всем, без исключения. И мужчинам, и женщинам. Это целая благотворительная организация, в нее входят богатые люди, очень честные и очень добрые. Они не занимаются политикой, для них самое главное — сделать человеку добро… Вы понимаете, о чем я говорю, синьора Анна?

Кажется, она понимала. Богатые люди, честные и добрые. Разве нет на свете честных и добрых людей?

— Почему вы молчите, синьора Анна? — спросил Нигри. — Вы не верите мне?

Анна быстро ответила:

— Нет-нет, я верю вам, Нигри. И очень вам благодарна за участие. Если вы для меня это сделаете, я буду признательна вам всю жизнь.

— Не надо меня благодарить, — сказал Нигри. — Все мы люди, и все мы должны помогать друг другу… Сегодня, кажется, четверг, синьора Анна? Приходите в кантину Паланти в субботу, часов в семь вечера. И я поведу вас к своим знакомым… Только ни о чем пока никому не говорите. Особенно Джино и Коринне.

А на другой день, когда они ужинали, Джино вдруг спросил:

— Вчера тебя видели вместе с Нигри. О чем ты с ним говорила?

Не ожидая такого вопроса, Анна на мгновение смешалась. Но потом быстро взяла себя в руки и грубо ответила:

— Договаривалась о свидании. Правда, Нигри не такой денежный мешок, как Мариотти, но денежки водятся и у него…

— Я спрашиваю, о чем ты говорила с этим фашистским ублюдком! — закричал Джино и стукнул кулаком по столу. — Отвечай мне всю правду! Иначе…

— Иначе — что? — теперь уже совсем спокойно спросила Анна. — Иначе вы с Коринной потребуете, чтобы я положила вот этот кусок хлеба и встала из-за стола? Или собрала свое тряпье и убралась отсюда вон?

— Святая мадонна, эта женщина становится совсем ненормальной, — заметила Коринна.

— Помолчи, Коринна, — попросил Джино. — Дело очень серьезное, и я должен в нем до конца разобраться. Слушай, Анна, давай поговорим спокойно. Мне надо знать, что у тебя с Нигри.

— А зачем это тебе? — усмехнулась Анна. — Хочешь уберечь меня от падения? Так, что ли?

Джино встал и начал быстро ходить по комнате. «Какая муха его укусила?» — подумала Анна. А вслух сказала:

— Я никому не позволю вмешиваться в мою личную жизнь. У меня и так ничего от нее не осталось, и если еще каждый…

— Не каждый, — прервал ее Джино. — Ты живешь со мной под одной крышей, и я несу за тебя ответственность. Как за жену своего брата. Ты знаешь, кто такой Нигри? Ты думаешь, что после того, как повесили Муссолини, фашизм в Италии кончился? Нигри и вся его банда на время попрятались в норы, а теперь снова из них выползают. Разве ты этого не видишь?

— Мне-то какое до всего этого дело? — спросила Анна. — Если хочешь читать лекции, читай их Коринне.

Она ожидала, что Джино снова взорвется и станет кричать. Но неожиданно для нее Джино опять сел за стол и положил свою ладонь на ее руку. Этим дружеским жестом он словно хотел ее успокоить или вызвать на откровенность.

Анна иронически улыбнулась:

— Оказывается, ты тоже можешь быть галантным молодым человеком. А я-то считала, будто ты умеешь только кричать. И ни на что другое не способен. Ну, говори, я буду внимательно тебя слушать…

Она действительно слушала его внимательно, не пропуская ни одного слова. Кажется, сначала она не очень-то и верила Джино, думая, что он нарочно сгущает краски. Потом чувство недоверия к его словам прошло само собой, и у нее возникло такое ощущение, точно Джино в последнюю секунду схватил ее за руку и не дал упасть в яму, из которой ей вряд ли удалось бы выбраться…

Благотворительная организация… Очень богатые и очень честные люди. Главное для них — делать добро… Нигри, оказывается, только по своей скромности утверждал, что эти люди — просто его знакомые. Он был среди них чуть ли не первой скрипкой…

Они устраивали на работу бендеровцев, власовцев, бывших полицаев — в общем, всю ту шваль, которая в сорок пятом спасалась от расплаты за свои делишки, давали им бесплатную похлебку и нары в ночлежках, а потом просеивали их через густое сито. Одних переправляли в Западную Германию, пополняя там шпионские гнезда, других передавали в руки американцев, и те использовали их по особым назначениям, третьих долго и кропотливо учили искусству яростной пропаганды среди таких же отщепенцев, как они сами. Того, кто оказывался неспособным учеником, в конце концов выбрасывали на свалку…