Михаил Никулин - Повести наших дней

Их разбудил яркий солнечный свет. Они лежали и разговаривали.

— И глаза у тебя оттаяли, — проговорил Тит. — Еще больше заголубели. Волосы светлые. Я только теперь это заметил. Они у тебя все время были под косынкой и под платком.

— А с правой стороны, за ухом, серебряные нитки разглядел?.. А мне ведь всего только тридцать четыре…

— А мне под пятьдесят… Вместе нам теперь молодеть и стариться. Ты согласна, Полина?

— А как же у тебя будет с той?.. Той самой, которой, по твоим словам, я пересекла дорогу?

— За вчерашний день и за минувшую ночь она ушла… нет… улетела так далеко… Туда, в юношескую пору…

И он коротко рассказал о Мавре, о их юношеской жаркой любви. Не мог умолчать и о Семке Бобине.

— Так это тот самый Семка Бобин? — всполошилась Полина. — Это ему вчерашний полицай шел помочь загнать во двор жену?.. Мавру, значит?

— Все так, как ты говоришь. Только чего ты нахмурилась?

— Тит, Семку Бобина, разумеется, надо прочь с дороги. А вот как с Маврой — ты хорошо подумай. Ведь до вчерашнего дня ты меня не знал. Ради Мавры я перенесу…

— Замолчи, Полина. Я не хочу слушать. Вчера я понял, какое у тебя сердце, какая душа. А нынче я понял другое: нету у меня теперь дороги, кроме той, по какой нам идти вместе.

Она кинулась обнимать его… Но время для объятий им выделило считанные секунды. По северному склону кургана из дальней дали послышались злобствующие вздохи, в родниковой низине им отвечало такое же злобствующее эхо. Ни Полине, ни Титу не надо было объяснять, что там, на водном рубеже, начался страстный огневой спор пушек.

Они заспешили одеваться. Их ждали дела.

— Боже, помоги, помоги нашим! — шептали губы Полины. — Помоги им… Они же за свою землю там… Тит, я ухожу в хутор на разведку. Скоро вернусь.

— Хорошо… — И тут же подумал про себя и про Полину: «Такие часы в жизни, какие мы пережили с ней, и есть счастье одно на двоих…»

За курганом и за десятками километров холмистой степи пушки продолжали глухо злобствовать, напоминая Титу Огрызкову, что есть и другое счастье — победа над врагом. Этого счастья хватит на всех, кому дорога наша земля…

Тит Ефимович осторожно спустился поближе к роднику, чтобы встретиться с дедом Демкой и расспросить его про Астахову высоту. Она интересовала Огрызкова потому, что в записке убитого полицая было сказано: «Сначала найдешь Семена Бобина. Ищи его в тех подворьях, что на склоне кургана, у Астаховой высоты».

Не договариваясь, они встретились, как и надо было полагать, в густых кустарниках, в округлой котловинке, которая в минувшую ночь оказала им приют для сна и для душевных волнений.

Полина принесла из хутора харчи, а Тит принес флягу свежей воды. Был полдень. Полина указала на сумки с харчами, но Тит покачал головой, ему не хотелось есть.

Злой разговор пушек, прерываясь на короткое время, доносил свои голоса, глухие, но очень мощные. Эти голоса отражались не только на настроении людей хутора, на настроении деда Демки, но и на всем окружающем. Курган отозвался на них едва ощутимым вздрагиванием. Кустарники кизила и дикой яблони, оробело прислушиваясь, при полном безветрии роняли пожелтевшие листья. Прерывисто гудела подкурганная низина. Мелкие птахи, с раннего утра оживленно щебетавшие, перелетая с одного куста на другой, куда-то скрылись, и умолкли их голоса.

Полина тихо рассказывала:

— Груня говорит, раненых немцы не нашли. Они скрывались в половняке. Дверь в него забили соломой. С тыла проделали пролаз… Там и лечили. Их было четверо. Женщины носили им туда что могли. Груня тоже носила. А потом подлеченных врачом помогли отправить туда, где им не так опасно… А куда именно — она не знает. Слышала, что врачу и его помощнице с нашей стороны пришло указание направляться в город… Нет их теперь в хуторе… Груня еще раз все проверит и придет расскажет. — Полина вдруг засмущалась: — Титушка, а ты знаешь, помощницу врача и в самом деле зовут Маврой. Груня столько хорошего рассказала мне про нее… А Семка Бобин в хуторе ищет эту самую Мавру… Груня назвала его лупоглазым, бородатым чертом… Мы с ней еще посмеялись над ним.

— А чем он вас развеселил? — спросил Тит.

— Да как же было не посмеяться?.. Пошел лупоглазый к фашистскому офицеру, пожаловаться: дескать, полицаи плохо помогают ему отыскать жену, которая где-то тут скрывается. А офицер был не в духе, влепил ему пощечину и спросил: «Может, ты думаешь, мы пришли сюда, чтобы скорее вернуть тебе жену?..» И тут офицер схватил Семку за козлиную бороду и при переводчике и уборщице стал дергать то в одну, то в другую сторону.

Полина заметила, что и Тит стал усмехаться.

— Ага, вот и ты смеешься…

— Смеюсь потому, что фашистскому офицеру уж очень удобно было дергать Семку за бороду, она у него и в самом деле длинная, как у козла. Свободно можно ее туда и сюда…

Полина продолжала рассказ:

— Офицер сердито внушил Семке, что сначала он должен заслужить право обращаться с просьбой к германским властям… Офицер топал ногами и спрашивал Семку, почему он и другие русские не помогли найти тех, кто ночью на могилу юродивого Астаха приносил цветы? Офицер дал Семке строгий наказ: «Приведешь ко мне тех, кто это делает, тогда и попросишь германскую власть, чтобы она тебе помогла!»

— Этим и кончился у них разговор? — спросил вдруг загрустивший Огрызков.

— Кончился разговор у них тем, что Семке Бобину выдали ночной пропуск, и теперь он, как охотник на зверя, в темноте шныряет, делает петли вокруг могилы.

— Когда ходила в хутор, видала эту могилу? — задумчиво и тихо спросил Огрызков.

— Издали.

— Она там одна?

— Одна-одинешенька.

— На голом месте?

— На голом и на высоком. С этого места все как на ладони видать на три стороны. А с четвертой стороны все загородил курган.

— А вот эти кустарники туда не протянулись?

— Протянулись. Только против могилы по склону кургана они чуть выше поднялись.

— Оттуда, по-твоему, хорошо наблюдать за хутором, за могилой?

— Да, очень хорошо. Ты о чем задумался, Тит?

Огрызков ответил не сразу. И отвечал издалека:

— Знаешь ли ты, Полина, про судьбу Астаха? Ничего тебе в хуторе про нее не говорили?

— Не хватило времени узнать.

— А я от деда Демки кое-что узнал.

И Тит рассказал о том, что произошло совсем недавно в хуторе Подкурганном.

…Давно-давно, в молодые годы, забавный и немного чудаковатый, но безвредный Астах Грачев, человек бедный, в обществе обзываемый легким и насмешливым именем «Асташонок», чтобы поднять себя в глазах насмешников (так он сам объяснял этот поступок), свою избу перевез на высокий склон кургана.

От рождения был он человеком веселым, а после этого стал еще веселее. В его веселости сметливые люди угадывали что-то скрытое, что́ именно — не могли разгадать. А другие, кто давал человеку цену по богатству, смеялись над этим и уверяли, будто у Асташонка просто винтиков в голове недостает.