Иван Арсентьев - Суровые будни (дилогия)

Чесноков даже привстал.

— Что-что?

Сунул карандаш за ухо, посмотрел на Лизу прищурясь.

— Да будет вам известно, уважаемый диалектик: бухгалтерия — не сухой отчет! Бухгалтер, если он настоящий, — в душе поэт и фантазер! Только в том случае он является настоящим бухгалтером! Только тогда способен увидеть глубже и дальше других.

Он еще раз ткнул пальцем в толстый гроссбух, изрек назидательно:

— Именно этакие произведения надлежит экранизировать в первую очередь!

Оленин засмеялся, удивленный необычной горячностью Чеснокова. «Никак придется выступать в роли миротворца... Шкаф Чеснокову тоже нужен: куда денешь документы?»

— Ладно, Марфа Даниловна, несите и книги ко мне. Обойдусь без кабинета. Позже найдем место всему.

...Если до сего дня Оленин и колебался, с чего начать широкое строительство, то теперь знал твердо, знал окончательно: надо строить клуб и детские ясли. Знал и то, что уломать правленцев будет нелегко. Даже Чесноков не очень одобрительно отнесся к его плану. «Базис в первую очередь нужен, базис экономический. Потом надстроечные заведения». И все же Оленин решил не уступать.

В душное, истомное предвечерье собралось правление. Бригадиры докладывали о готовности тракторов и комбайнов: до начала выборочной косовицы оставались считанные дни. Это свободное время Оленин и рассчитывал использовать для начала строительных работ, полагая по примеру производственников, что задел — трамплин в будущее. Он заключил с прорабом соглашение, нашел в райисполкоме подходящий типовой проект. Появился и строительный материал: шефы пароходства «Волготанкер» выполнили обещание с лихвой. Правда, готового лесу не дали, зато выделили колхозу большущую деревянную баржу, предназначенную на слом. А в барже той ни мало, ни много — тысяча кубометров деловой древесины. Настоящий «Ноев ковчег». А дерево какое! Бруски! Сухие, струганые да еще смоленые — век стоять будут!

На разборку Оленин нанял группу студентов, подрабатывающих во время каникул. Организовали конвейер: в город доставляли на машинах овощи, обратно — бруски.

И вот сейчас, прежде чем объявлять открыто о том, что он намеревается строить в первую очередь, Оленин задал вопрос: кто из правленцев против того, чтобы отработать на строительстве сто часов в неурочное время, как это делают заводские рабочие?

Лиза встала, объявила громко:

— Комсомольцы приняли обязательство: отработать каждому на строительстве не по сто, а по сто пятьдесят часов. Кроме того, в течение трех месяцев подготовить общественника-киномеханика, радиста и двух девушек-библиотекарей.

— Вот это молодцы! — подхватил Оленин. — Думаю, комсомольцы справятся!

— И мы отработаем! — воскликнула с воодушевлением Порогина.

«Нет» не сказал никто. Все согласны: строить нужно, раз хотят чего-то достичь. Придется поднатужиться, хотя у каждого своих дел невпроворот.

Галдеж поднялся, когда председатель расстелил перед членами правления проекты.

— Детясли? Ух ты!..

— Чего «ух ты»? Чать, смена наша, пацаны-то...

— Правильно! Валяй им сразу уж и «Артек»...

— Нечего мудрить, у кого дети, пусть сдают по домам, как всегда сдавали.

— И клуба, значится, строить не надо?— спросил кто-то уныло, с затухающей надеждой.

— И не надо! Без клуба проживем — и так весело... А вот скоту какое зимой веселье, ты подумал? То-то...

— Распределили бы лес на индивидуальное строительство: дома валятся...

Чесноков покачал понимающе головой, шепнул Оленину:

— Что я говорил? То-то! У кого урчит в животе, тому урчание музыки чуждо...

Как и предполагал Оленин, увлечь колхозников культурным строительством оказалось не так-то просто: уж больно много других прорех накопилось в хозяйстве, во все задувает. Как говорится, куда ни кинь — везде клин...

«С какого же боку торкнуться? — спросил он себя и сам же с досадой ответил: — Кажется, я перемудрил с этим делом, торкаюсь туда, где заперто наглухо. А ведь не раз уже убеждался, что хитрые ходы — это ходы скользкие и крученые и что самый верный ход к человеческим сердцам — это ход прямой».

Пока Оленин говорил о том, что для резкого подъема их хозяйства нужны руки и руки, а в колхозе более половины детных женщин не работает, и не работает потому, что условия в детских «очагах» недопустимые и матери просто не рискуют отдавать туда своих малышей, предпочитая оставаться с ними дома, — пока он все это говорил, правленцы хмуро молчали.

— Кто имеет сказать что-либо против этого?

Все по-прежнему хранили упорное молчание.

— Ладно. Тогда спрошу вас я: сколько за последние пять лет ушло из деревни молодежи?

Правленцы зашептались, морща лбы, вспоминая фамилии. Оленин махнул рукой.

— Не трудитесь: подсчитано уже. В города и на нефтепромыслы ушло более двух третей закончивших школу в Крутой Вязовке. Говорит вам что-нибудь этот факт? Почему «Пламя» теряет молодые силы? Да потому, что не одной работой жив человек! А что у нас есть для отдыха, для развлечения или просто для того, чтоб с умом и душой скоротать свой досуг? Ни черта нет у нас, дорогие товарищи! Живем, словно в семнадцатом веке... А в ста с лишним километрах от нас телевидение наяривает вовсю! Конечно, у города гораздо большая притягательная сила, чем у нас с нашей заматерелой безысходной скукой! Поэтому нам во что бы то стало надо хоть частично уравновесить эти силы, чтоб парням и девушкам было интересно и в Крутой Вязовке, чтоб они не бежали от нас сломя голову.

— Дайте мне сказать!.. — поднялся в углу человек, обросший, как козел, буйными волосами. Видать, давно не встречался с парикмахером… Это председатель ревизионной комиссии Матушкин.

Не то Радий, не то кто-то другой пустили слух, будто Никшутам дал обет не стричься, не бриться до тех пор, пока вновь не изберут его председателем.

— Дайте мне сказать, — повторил он еще раз. Откашлялся, строго заявил: — Строить клуб в ущерб хозяйству негоже. Тут явная недооценка текущего момента. Мне, например, неизвестно еще, согласован ли данный вопрос с товарищем Трындовым! Но и без клуба, товарищи, без всяких там кино и танцев, как правильно отметил наш председатель, нам тоже существовать невозможно. Как тут установишь очередь? Не одного обидишь, так другого. А я считаю: раз материал есть, надо строить все. Сдюжим! Так и в решении записать, мол, обязуемся построить то-то и то-то. Без такого решения вышестоящие организации не утвердят наш план.

— Что ты, Матушкин, все план, план... А каким паром будешь сдвигать ты этот план?

Никшутам посмотрел на говорившего, как на дитя неразумное, усмехнулся в бороду и закончил веско:

— Не такие преграды брали! Мобилизуемся!

И обвел правление победным взглядом.