Лев Ющенко - Дом над рекой

— Что ж, садись и улетай, — ответил старик, увидев, что поплавок притонул в зеленоватой воде. — Тебе повезло.

Но рыбка, которую вытащил этот рыбак из синего моря, была в серебряной чешуе.

— Эх, — пожалел старик, — всю жизнь я у моря, а ни одной золотой не поймал.

Глебов хотел сказать рыбаку, что и без сказочной рыбки перенесется туда, в то село, где в пустоватой и чистой избе висит портрет юного лейтенанта, и там, в тех краях, он, если не поздно, своими руками построит то новое, ладное, что построил бы и сам лейтенант.

Он бы это сказал, да близко услышал знакомый гудок корабля и оглянулся.

Корабль отчалил и плавно выдвигался из гавани, шел к маяку. Слышен был гул турбин, и все ближе наплывал борт теплохода — громада, похожая на утес. Высоко тянулась цепочка иллюминаторов. Борт проплыл, и стала видна корма и золотые буквы на ней.

И Глебов сказал вдруг:

— Я знал этого человека.

Рыбак усмехнулся:

— Да это корабль.

— Нет, человек! — сказал он вслед этому кораблю.

Жил в Москве молодой человек по имени Дмитрий Баженов, и как-то, в июле, он после работы ехал домой. Было жарко, он с особой охотой спустился в прохладу метро и стоял на платформе, где гулял ветерок. В темном тоннеле возникли огни, вынырнул поезд, замелькали вагоны, случайные лица, блики света, отраженные в стеклах. Все проносилось, замедляя свой бег, и Баженов привычно прикинул, какая дверь будет ближе, и было двинулся к ней, как заметил в соседнем вагоне одиноко сидящую девушку. Она читала, он не видел ее лица, но в тот момент — а вагон проплывал мимо Баженова — она оторвалась от книги и взглянула на станцию. И ее мимолетного взгляда было достаточно, чтобы Баженов вошел не в ту дверь, в которую он собирался войти, а в соседнюю.

Девушка снова читала, склоняясь над книгой. Она показалась ему худощавой и смуглой, на ней была длинная пестрая юбка, по моде, да и книга, которую так увлеченно читала она, была из модных новинок. Он смотрел на нее, и она наконец уловила в себе то туманное нечто, что звало ее оторваться от чтения. Она с легкой досадой подняла глаза. Однако, взглянув на него, вернулась к странице: не скрыла, что с теми, кто в книге, ей интересней, чем с этим, живым, незнакомым, случайным, — мало ли их, непридуманных, ходит в метро.

И все же Баженов, человек неназойливый, сдержанный, хотя и неробкий да к тому же самолюбивый, с нажимом смотрел на нее, и она, разумеется, знала об этом.

Минуту спустя она заложила страницу бумажкой, сунула книгу в сумку и встала. Он, не колеблясь, пошел вслед за ней. У двери они отразились в темном стекле, словно в зеркале. Оглянув себя и заметив опять этого незнакомца, она обернулась к нему. Она смотрела открыто и просто: вы, мол, хотите мне что-то сказать? Смутившись, он изобразил равнодушие, но так неуклюже, неловко, что и это было замечено. С легкой улыбкой она отвернулась, взглянула в стекло и поправила волосы.

Покидая вагон, она даже не оглянулась. Шла она быстро, и длинная юбка ее, развеваясь, пестрела цветами. Лестница эскалатора подхватила их и понесла вверх. Стоя ступенькой выше Баженова, девушка вынула книгу и стала читать. Другой рукой она держала сумку, плетенную из кожаных ремешков.

— Девушка, — сказал он, — можно, я подержу вашу сумку?

Она оглянулась и, увидев того, кто в вагоне стоял рядом с ней, деловито спросила:

— А зачем?

Он сразу понял игру и ответил:

— Вам будет удобней читать.

— Нет, читать я тогда не смогу. Потому что я буду разговаривать с вами. Должна же я чем-то ответить доброму человеку. Что я и делаю. — Она захлопнула книгу. — Кстати, вот и приехали.

Сойдя с эскалатора, девушка шла тем же легким и быстрым шагом, и Баженов спросил, не спешит ли она на свидание.

— Нет, — сказала она, — это от настроения. Походка моя выдает, что у меня на душе.

— А что у вас на душе?

— Светлый праздник — я встретила вас.

Из прохлады метро они вышли на жаркую, шумную площадь. Свернули за угол, на какую-то улицу, потом в переулок, где росли тополя. И хотя все это было малознакомо Баженову, он шел с этой девушкой, болтая о пустяках и делая вид, будто им по пути. Увы, жила она близко и минуту спустя оказалась около дома.

— А ваш дом? — спросила она.

— Там, — он кивнул в глубину переулка; но по глазам ее видел, что девушка все понимает, и сдался: — А вы опасны: читаете мысли.

— Да что вы, я тупа и глупа. Так сказал мне сегодня один человек. Что я примитивна и до меня не доходит. — Она засмеялась, припомнив, наверное, тот разговор, и простилась легко и шутя: — Прощайте, добрый прохожий!

Она быстро вошла в свой подъезд, дверь осталась открытой, и шаги ее были слышны. Лифтом она не поднималась: значит, жила невысоко. Смолкли шаги, где-то хлопнула дверь, стало тихо. Посмотрев наверх, он увидел балконы и окна, схожие, как близнецы. Где там была эта девушка? Жаль, он не узнал ее имя. Впрочем, он знал ее дом, а это уже немало. У дома рос тополь — ветвистый, раскидистый. Запоминая его, Баженов достал сигареты и закурил.

Вдруг он прислушался. Снова хлопнула дверь, кто-то быстро спускался по лестнице, стуча каблуками. Шаги, показалось Баженову, были знакомы. И все же он удивился, увидев в дверях свою девушку.

— А-а, незнакомец, вы еще здесь? — Она посмотрела на него с любопытством, как-то иначе, чем прежде. Да и сама уже изменилась: без книги, без кожаной сумки, с авоськой, в стареньких туфлях, отчего она, кажется, ощущала себя посвободней. — А я за хлебом, забыла купить.

— Ба! — сказал он. — Я тоже забыл. Хорошо, что напомнили. Не смейтесь, не угадали — это чистая правда. Мама звонила, просила купить.

Они снова шли вместе, смеясь и болтая, уже как люди знакомые, а не случайные спутники. Одно ему было досадно: оказалось, до булочной близко, она была за углом, почти рядом.

В булочной хлеб лежал на прилавке, в деревянных лотках.

— Ваша мама что любит, бородинский или орловский? Я выберу самый свежий.

Вилкой, взятой с прилавка, девушка трогала булки, одну за другой, так быстро и бегло, будто, едва прикоснувшись, могла ощутить и понять, каков этот хлеб.

— Как ловко у вас получается, — сказал он.

— Такое мое ремесло.

— Ремесло? Я думал, вы студентка.

— Нет, я работаю.

О своем ремесле она не сказала, а Баженов не стал ее спрашивать. Хлеб, который она ему выбрала, он завернул в лист бумаги, и они вышли из булочной.

Обратно, домой, девушка шла торопясь. Она явно спешила. И все же, дойдя до подъезда, они постояли минуту-другую. Пока не услышали сверху негромкий, внушительный оклик:

— Антонина!