Камал Абуков - Балъюртовские летописцы

Муслимат Атаевна хотела что-то сказать, но промолчала, вышла из кабинета с обиженным видом.

Теперь Алимов думал: „Может быть, она обязана чем-то этим людям? Может, обнадежила своих „героев“, а теперь…“ И Казбек представил ее, одиноко лежащую в комнате, и ему стало жаль Муслимат Атаевну. „Надо бы поддержать ее как-то, ободрить…“ В кабинет заглянула девушка, в нерешительности потопталась у дверей, спросила робко:

— Можнамы?

Алимова рассмешило это наивное словообразование с кумыкским суффиксом, но он тотчас погасил улыбку и принял серьезный вид.

— Входите. — Он указал девушке на стул: — Садитесь.

Девушка вошла, осторожно подвинула стул и села напротив Казбека. Быстрым движением ока скинула с головы на плечи темный пуховый платок, и открылось ее румяное, свежее лицо с ясными, грустными, настороженными глазами.

— Я Зулейха, — сказала она робко. — Бекишева… Про меня ваша газета пропечатала…

— Так. И что же?

— Неправда это, товарищ редактор. Опозорили вы меня!

— Как так? — удивился Алимов. Он помнил эту статью Шапи Микаилова „На ударном фронте — молодежь“. Микаилов долго ее готовил, часто ходил в райком комсомола, когда она была готова, потребовал от Галича дать ее на первой странице. В день ее выхода, во вторник, позвонил Салавдин Алханович и впервые за время редакторской деятельности Алимова поздравил его с „очень важной и полезной статьей“, советовал „продолжить разговор“.

— Ложь все это, ложь! — сказала Зулейха покраснев. — Не пошла я добровольно на свиноферму!..

— Ну-ну, дальше?

— Из-за вас, из-за этой глупой статьи… Вы испортили мне жизнь! Вы… вы отняли у меня жениха! — Она вдруг заплакала. Слезы текли по ее лицу, Зулейха пыталась утереть их, руки у нее дрожали.

— Что же вы… Нельзя так!.. — Алимов встал из-за стола.

— А вам можно? Можно, да?! — крикнула Зулейха. — У меня был жених, свадьбу назначили на весну, я так радовалась, так радовалась, — зачастила она скороговоркой, — и вот все сорвалось! Ему внушили, что я — вероотступница, что я — бесстыжая. И вчера он пришел на ферму пьяный, злой и сказал: „Ищи себе другого жениха. Ты теперь человек известный, найдешь себе другого. А я не хочу есть из твоих вонючих рук!“

Алимов всегда терялся, когда видел женские слезы.

— Ну-ну, успокойтесь… Выпейте воды. — Он протянул ей стакан с водой, но Зулейха оттолкнула его руку и заплакала еще сильнее. „Лучше ничего ей пока не говорить, пусть наплачется, пусть отведет душу“, — подумал Алимов.

В дверь заглянула Роза, увидела плачущую девушку и растерянного редактора над ней, хмыкнула, поджав губы:

— Странно, — и прикрыла дверь.

Когда Зулейха несколько успокоилась, Алимов вызвал к себе в кабинет Шапи Микаилова.

Увидев Зулейху, Шапи заулыбался, еще от порога протянул к ней руки:

— С приездом, Зулейха, с приездом! Ты приехала за фотографиями? Зачем же беспокоиться, я еще вчера отослал их тебе по почте.

— Не хочу я ваших фотографий, ничего не хочу! Вы обманщик! — с презрением бросила ему в лицо Зулейха и отвернулась.

— Я?.. Это я-то?.. — Шапи не нашелся что сказать, обиженно засопел носом.

— Как же все это получилось? — нахмурясь спросил Алимов. — Выходит, насочиняли?

— Да чего она! — взвился Микаилов. — Все правильно! Сказал о человеке доброе слово и на тебе — обиды, слезы!..

— Не нужны мне ваши выдуманные слова! — вспылила Зулейха.

— Так чего там выдуманного, чего выдуманного? На свиноферме работаешь? Работаешь! Раз, — Шапи загнул на руке палец. — Комсомолка? Комсомолка! Два, — он загнул второй палец.

— А как я пошла в свинарки? Разве добровольно? Я же рассказывала вам, что меня председатель колхоза попросил на время болезни Серафимы Максимовны взять ее свиней, а когда она выздоровеет, обещал дать коров. И это по-вашему, называется добровольно? Да?

— Не знаю, я хотел доброе дело сделать, похвалил, прославил тебя. А ты плачешь!

— Дайте в газете отказ! — твердо сказала Зулейха.

— Ну, зачем же так горячиться? — Алимов понял, что под словом „отказ“ Зулейха подразумевает опровержение. — Это не так просто. Может, ты действительно привыкнешь к этой работе, полюбишь ее.

— Да она отлично работает! — вставил Микаилов.

— Нет, нет и нет! — вспыхнула Зулейха. — Не хочу, не буду! Я люблю коров, из-за них я пошла на ферму. А работа на свиноферме — это… это задание, и я выполняю его хорошо, чтобы честно уйти на любимую работу.

Алимову нравились искренность девушки, ее простое, открытое лицо. Что же с ней делать, думал Алимов, давать опровержение как-то смешно да и невозможно практически. Но вместе с тем было ясно, что в ложное положение Зулейху поставила редакция и девушке надо как-то помочь. Но как?

— Может быть, нам поговорить с вашим парнем, помирить вас?

— Нет, — Зулейха отрицательно покачала головой. — Печатайте отказ. Я хочу, чтобы все прочли и узнали правду. На меня смотрят как на заразную больную. — Глаза Зулейхи снова повлажнели.

— Ну, что ж, — сказал Казбек, — я подумаю, как вам помочь. Посоветуемся тут в редакции и что-нибудь решим.

Девушка встала и, робко улыбнувшись, на прощание сказала:

— Я надеюсь на вас, товарищ редактор.

Из дневника Алимова

„Завтра газета не выходит, и я собрал коллектив по поводу протеста Зулейхи Бекишевой. Искажение правды не может быть допустимо ни под какими предлогами, ложь есть ложь, и маленькой или большой неправды не бывает. В случае же с Бекишевой искажение, сознательно допущенное журналистом, пагубно сказалось на судьбе человека, нанесло ему моральную травму.

Я не стал высказывать своего отношения к случившемуся, проинформировал собравшихся о том, что произошло, и предоставил слово автору злополучной статьи.

Шапи Микаилов долго говорил о своих заслугах перед газетой, о задачах района в подъеме экономики, о мобилизующей роли печати. По поводу же своей последней статьи он сказал, что выращивание свиней — новое для Дагестана и важное дело, и эту задачу должна взять на себя молодежь; в райкоме комсомола стремятся выдвинуть одного-двух застрельщиков, и ему, мол, прямо назвали Зулейху, и он не видит причин, почему Бекишева не может стать маяком, осветить путь другим?..

— Я думаю, — закончил он свое выступление, — что, кроме общественной пользы, моя статья оказала добрую услугу и самой Бекишевой, она открыла перед ней дальнейшие перспективы: ее начнут приглашать на совещания, на слеты, на радио, на телевидение, ее ждут поездки, Москва, награды!.. Будь она немного сообразительней, она должна бы поблагодарить меня, ибо этой статьей ознаменован новый, важный этап в ее жизни! Что за непонятливый народ — я ее вперед толкаю, а она упирается…