Кузьма Чорный - Млечный Путь

— К железнодорожной станции как идти? Далеко?

— Вон туда… На Тимковичи… Нет. Недалеко.

Девушка поблагодарила его и еще раз окинула взглядом перекресток. Густые заросли над ямой и рвами привлекли ее внимание. Она подошла туда. Невада ревниво следил: вот-вот растопчет его деревце. Но девушка остановилась поодаль и села на заросший травой бугорок в тени молодых тополей. Вокруг нее мелко трепетала на ветру зеленая листва. Она оперлась локтем на траву и сразу же задремала. «Видно, утомилась. Дорога дальняя», — подумал Невада и начал искать глазами свое деревце. Оно было в нескольких шагах от спящей девушки. Совсем недавно оно было на месте и хорошо заметно. Странно. Что такое? Деревце было втоптано в землю, лежало боком, беспомощно выставив хрупкую веточку.

Непонятная тревога овладела Невадой. Когда же он успел побывать тут, этот таинственный прохожий? Невада подошел к деревцу. Оно было вбито в землю здоровенным сапогом. Широкий след каблука. Тревога нарастала, и Невада уже начинал испытывать страх перед загадочным незнакомцем. Откуда он тут появился и куда исчез?

Девушка и в самом деле спала, подложив под голову руки. Сердце его заныло в тоске. Он словно нарочно растравлял свою рану, которую время не могло залечить до конца. А тут еще этот случай — кто-то недобрый бродит в окрестностях. Воображение мгновенно нарисовало ему картину: такая молоденькая и совсем одинокая на этой большой дороге. Куда она спешит, к чему так неудержимо стремится? И вслед за этой картиной мгновенно возникла другая, как злой рок, как неутолимая печаль его души. Он же не видел и не знал, что, быть может, и его Олечка, как эта неизвестная, блуждала одинокая по трудным дорогам, падая от усталости на траву. Не женщина Ольга, а прежняя девочка Олечка представлялась ему. Она, эта девочка, жила в его душе, как неизменный застывший образ, в прошлом ли, в настоящем или в будущем. «Что было, то сплыло», — мог бы он сказать себе в утешение. Но нет! Где уж там до Олечки! Уже не Олечка, а другая, как две капли воды похожая на свою мать, стояла перед ним. Новое воплощение прежней Олечки. И всегда он думал: этой не нужно будет искать себе дорогу к счастью. Она проживет так, как живется, а жизнь будет хорошая. Он в этом убедился, наблюдая за дочерью и за маленькой внучкой. И его мучила обида за Олечку, испытавшую столько горя, тогда как внучка родилась для счастья. «Та достойна большей любви, чем эта, для которой жизнь — веселый праздник».

В душевном смятении он нагнулся над искалеченным деревцем, втоптанным в землю, Он больше не мог оставаться один и собрался уходить в Сумличи. Но едва он тронулся с места, как спящая девушка закашляла. Она проснулась и приподнялась на локте. «Кашляет, захолодилась на сырой земле. Известно, забота, дорога, свет не близкий». Он был склонен всюду видеть худшее. «Должно быть, у меня вид неважный, что она так подозрительно смотрит». Невада был в вытертом плаще, в высоких сапогах и в черной кепке с пуговицей наверху. Он распрямил плечи и направился к девушке, будто у него к ней самое неотложное дело. Девушка настороженно глядела на него. «Она, конечно, хотела отдохнуть одна — и дальше в свою дорогу». Пройти мимо нее молча было уже поздно.

— А вы далеко едете?

— А я и сама не знаю, далеко это отсюда или близко.

— Где же это?

— Туда, за Бобруйском, в сторону Гомеля. («Нет, она очень охотно и вежливо отвечает».) Со вчерашнего утра в дороге.

— Вы домой едете или из дому?

Он заметил ее смущение. Она не знала, что ему сказать, и задумалась. Не так это просто. По дороге, впервые, на одну, быть может, минуту, она увидела Неваду, человека совсем ей чужого. Спрашивает он, лишь бы спросить, вот бы и ответить ему так, чтобы отстал. И все же она колебалась: «Честный человек должен уважать свое слово». Невада подошел ближе.

— Я-то еду домой и еду из дому. К отцу еду из дому.

— А где ваш отец живет?

— Дома.

— И вы едете к нему из дому?

— Из дому.

— Гм… значит…

Слово за слово, и она неторопливо рассказала ему историю, скорее печальную, чем радостную. Когда-то давно, когда ее не было еще на свете, отец ее построил себе новую хату из помещичьего леса на помещичьей земле. Революционные права там кончились, и он вынужден был уйти сюда и жил по эту сторону границы, а хатой завладел помещик. Когда же не стало границы, помещик вдруг понял, что для жизненного удобства вполне достаточно и одного дома, а тем более, если этот дом — панские хоромы, и не обязательно владеть еще сотней хат, построенных мозолем простого человека.

— Пан сам до этого додумался или его научили ценить людское счастье? — угрюмо спросил Невада. «Как она говорит, будто издевается».

— Этой истине пана научили.

Одним словом, у ее отца есть и та хата, которую он поставил в молодости, и та, в которой он живет теперь. А она с первого же года своей жизни, двадцать лет, оставалась сиротой.

— Значит, и у твоего отца украли твое детство?

— А разве еще кого-нибудь так обокрали?

— Меня.

— Вас?

Она встала и с грустной улыбкой посмотрела ему в лицо.

— Из той хаты едешь в эту?

— В эту.

— Отца уже видела?

— Да. Мы познакомились.

— Так чего же вам по железной дороге? По шоссе в ту сторону машин хватает. Махнуть рукой, и шофер подвезет.

— Я вчера, пока поймала машину, целое утро на шоссе выстояла.

— Так чего ж вы встали? Почему не отдыхаете? Дорога ведь не близкая.

Она послушно села на прежнее место. Глаза ее выражали полное доверие.

— Вот так я и выросла без отца. А он состарился без меня. Жалко, что так долго были в разлуке. Это отец меня так настроил, и правильно сделал. Теперь я знаю, что надо жить, а не существовать. Надо искать тех, кто достоин уважения, и ненавидеть врагов.

— Ненавидеть? Вы такая молодая и говорите о ненависти?

— А о чем же мне говорить, если жизнь отцу и мне искалечили? Мое детство…

Она умолкла, стыдясь своей вспышки перед незнакомым человеком.

Это было возмущение молодой души, наивной, непосредственной, когда все, что таилось в глубине, вдруг вырывается наружу. Встретившись со старым Невадой, она и не подозревала, какую бурю вызвала в нем.

«Она хочет знать, кого ей ненавидеть за украденное детство? А кого же я должен ненавидеть?» И снова перед ним возник образ маленькой Олечки. Этот образ раздваивался. Рядом с Олечкой стояла та, другая, так похожая на свою мать.

— А почему теперь вы не жили вместе с отцом?

— Я училась и еду на каникулы.

— А как вас зовут?

— Лизавета.

— Странно, как оно в жизни совпадает! У моей дочки тоже дочка Лиза. Лет ей будет около четырнадцати.

— Ой! — вскрикнула вдруг Лизавета и отшатнулась.

Невада с удивлением взглянул на нее. Она протянула руку и показала вниз. Невада посмотрел туда. Ров, на краю которого сидела девушка, со всех сторон обступали густые заросли тополя. На дне его росла высокая трава и цвели цветы. Голубые и желтые, они мелькали под зеленым навесом листьев, шелестевших и трепетавших на ветру. Невада нагнулся и, пристально вглядываясь, заметил на дне рва в траве среди ветвей и молодых побегов человечьи ноги в кожаных сапогах с широкими каблучищами. Свежий песок прилип к одному из каблуков. Вот он, тот самый, кто растоптал его деревце! Невада шарахнулся в сторону и беспомощно посмотрел на девушку, ожидавшую от него решительных действий.