Владимир Попов - И это называется будни

Глаза у женщины сразу погрустнели, и Лагутина поняла, что было тому причиной. Слова «придите через несколько дней», как и другие отговорки, служат своеобразной ширмой для бюрократов, прикрывающих таким образом желание отмахнуться от просителя навсегда. Успокоила:

— Вы зря расстроились. Чтобы решить, с какого конца взяться и найти точный адрес, нужно время. А сегодня я не могу уделить вам достаточно внимания.

Едва Лагутина заперлась на ключ, как ход прерванных мыслей восстановился автоматически. Что, если проявить настойчивость и попытаться поговорить со Збандутом еще раз, улучив более благоприятный момент? Только где гарантия, что снова не наткнется на арктический холод? Можно еще обратиться к Подобеду. Но это, пожалуй, ничего не даст. Не захочет он конфликтовать со Збандутом. Впрочем, почему, собственно, она должна воспринимать совет Збандута как нечто обязательное? Он мог заставить ее, как работника завода, написать статью. Но запретить писать не имеет права. Оставались бы у них теплые отношения — тогда еще куда ни шло. А сейчас… Во имя чего наступать на горло собственной песне? На заводе уже упорно поговаривают, что Калинкину не миновать суда. Не лучше ли, чем идти по этапам, сделать признание Шевлякова достоянием гласности?

Позвонила главному редактору «Приморского рабочего», рассказала о своем намерении.

Филиппас особого энтузиазма не выказал, ответил с явным замешательством:

— Мне представляется не совсем удобным во время разбора дела вмешиваться в ход событий.

— Роберт Арнольдович, потом будет поздно, — горячо возразила Лагутина.

— И это верно, — согласился Филиппас. — Давайте попробуем. Посмотрим, как вы напишете.

Не очень приятно писать для газеты, не будучи уверенным, что твоя работа увидит свет. Но Лагутина принялась за нее. Она намеревалась выдержать статью в спокойном, деловом тоне, который наиболее убеждал бы в объективности и позволял избежать каких бы то ни было намеков на сенсационность. И когда разящие слова срывались с кончика пера, она беспощадно вычеркивала их.

Через два дня, забежав в редакцию, Дина Платоновна получила свежие гранки. Прочитала, подписала, все еще не веря, что Филиппас отважится на публикацию статьи.

Но она появилась и была воспринята как взрыв петарды на железнодорожном полотне, предупреждающий о неисправности пути. Когда машинист слышит такой сигнал, он тормозит на полном ходу и намертво останавливает поезд. Затормозила и комиссия, причем у самого финиша — черновик акта уже был отдан на перепечатку.

Лагутина ждала, что ее вот-вот вызовут в комиссию, будут допытываться, почему она решила действовать обходным путем, а не представила свои доводы на расследование, но первым ее призвал к ответу Збандут. Он был еще более официален и холоден, чем в предыдущий раз.

— Зачем вы это сделали, Дина Платоновна? — В голосе не укор — возмущение.

— Разве есть какая-нибудь неточность? — сохраняя невинный вид, осведомилась Лагутина.

— Есть бестактность. — Лицо Збандута стало напряженным и недовольным, а глаза застыли, остановились. — Такая же, какую допускает пресса, вмешиваясь в ход судебного разбирательства.

— Любую бестактность, если она предупреждает судебную ошибку, можно оправдать.

— И вы уверены, что как нельзя лучше во всем разобрались?

— Уверена.

— Года полтора назад вы казнили в своей статье Гребенщикова за убежденность в собственной непогрешимости, а сейчас впали в аналогичную ошибку сами. Пользуясь слухами, ничего конкретно не зная о намерениях комиссии, решили подкорректировать ее и спутали все карты.

— Я пыталась выяснить у вас…

Збандут остановил ее, подняв растопыренную пятерню.

— Я выразился тогда достаточно внятно: «Не отвлекайтесь». В этой аварии, да будет вам известно, кроме причин этических, которые вы взяли за основу, есть причина чисто техническая. Дело в том, что во время кратковременных остановок печи мы сбрасывали воздух от воздуходувок не в атмосферу, а в дымоход. Чуть прозевай — он мог смешаться там с доменным газом. Не вам объяснять, что в таком случае образуется гремучая смесь. К счастью, это долго сходило с рук, но все до поры до времени. И хотелось бы, чтобы выводы комиссии свелись именно к дефектам проекта. Кстати, во избежание рецидивов сейчас этот дефект на заводах срочно устраняется. Вот теперь и подумайте, как это выглядит! Человека заставили зажечь лучину в пороховом погребе и затем обвинили в том, что произошел взрыв. А вы… Вы как раз сделали такое обвинение возможным.

В этот момент в кабинет вошел Гребенщиков. Нотация, которую читал Лагутиной Збандут, подстегнула и его на гневные слова.

— Узнаю Дину Платоновну в постоянной своей роли. Фемида. Носительница высшей справедливости! Слишком много берете на себя, голубушка!

Збандут не вступился за нее, не одернул Гребенщикова. Только взглянул на того предупреждающе: достаточно, мол. И сказал Лагутиной, не повернув головы:

— Можете идти. В двенадцать часов явитесь на заседание комиссии.

Дина Платоновна возвращалась в свою тихую обитель, глотая слезы. «Вот она, цена расположения начальства… Числишься в друзьях, пока гладишь по шерсти».

Рванула дверь, торопясь остаться наедине, и налетела на Авилова.

— Тысячу благодарностей вам, Дина Платоновна! — Авилов с чувством пожал ей руку. — Вы не представляете себе, какой грех сняли с меня. Промолчать не мог, а высказывать всякие догадки комиссии, официальной власти, так сказать… Отношение с начальством испортишь, а толку что? Спасибо. — Он был в приподнятом настроении, не знал, куда деть себя, и маленькое помещение при его габаритах сразу показалось тесным.

Потом забежал Рудаев. Чмокнул Лагутину в щеку и, предупредив, что спешит, тут же по привычке расчистил угол стола, где обычно сидел, упираясь одной ногой в пол.

— Молодчинка, Динка! Не в струю, но здорово! И все так ясненько, так спокойненько…

— А почему не в струю?

— Шевляка жалеют. — Рудаев уселся-таки на излюбленный угол. — У него ползавода друзей. И председатель комиссии давнишний приятель.

— Какой комиссии? Их там целый ворох.

— Самой главной. Министерской. Ненароков. По запаху чую — будут выгораживать.

— И Збандут?

— Пока не пойму. Не должно бы. Надо же, чтоб областная газета еще подкузьмила…

— При чем тут областная?

— Ты что, не знаешь? Пробрали же его там!

— Кого его?

— Ты как с луны свалилась. Збандута.

— За что?

— Строители учинили дебош. Напечатали открытое письмо в адрес директора завода. Протестуют против изменения проекта газоочистки по ходу строительства.

— Это они специально приурочили. Узнали, что на заводе свирепствует комиссия, решили подлить масла в огонь. — Дина Платоновна схватила Рудаева выше локтя, острые ногти ее вдавились в рукав пиджака.