Людмила Уварова - Истории от первого лица

— Еще рано, — сказал я. — Иди, потанцуй еще…

— Нет, — сказала она. — Поедем, я устала…

Мы сели в машину. Она прижалась щекой к моему плечу.

— Честное слово, Валюн, мне никто, кроме тебя, не нужен.

Я улыбнулся, включая скорость. Мне опять стало как-то не по себе: к чему вся эта игра? Зачем? Если бы я и вправду ревновал ее? А то ведь ни капельки…

Утром она встала рано, ушла на рынок, я притворялся спящим, она тихо закрыла за собой дверь, а я еще полежал с полчаса, думая о том, что происходило вчера. В сущности, мать права: я — артист, самый настоящий…

Прошло несколько месяцев, и Тая забеременела. Разумеется, она мне сказала об этом тотчас же. Я испугался.

Признаться, перспектива в моем возрасте стать отцом никак не радовала меня. К тому же материально мы с Таей решительно не обеспечены, жили, в сущности, на средства моей матери.

Правда, иногда кое-что подкидывали Таины родители. Но эти ограниченные, скучные, словно похмелье, люди были настолько не интересны, даже в чем-то неприятны мне, что, право же, я предпочел бы обходиться без их помощи. И без их присутствия.

Я спросил Таю как можно нежнее и мягче, я вообще старался всегда быть с нею предельно нежным, впрочем, это не составляло для меня никакого труда:

— Ты хочешь оставить ребенка?

— А как же! — воскликнула Тая и произнесла выспренним тоном, так, будто готовила некую роль: — Это такое счастье — иметь ребенка от любимого!

Я невольно поморщился. Не выношу декламаций, высокопарных выражений, всей этой чепухи на постном масле.

Она спросила обеспокоенно:

— А ты разве не хочешь ребенка?

— Хочу, — сказал я. — Но, детка моя, не сейчас.

— Почему не сейчас?

— Потому что я студент, — ответил я. — Тот самый бедный студент, который давно уже стал нарицательным персонажем.

— Нищий студент с собственными «Жигулями», — промолвила Тая.

Я обнял ее.

— Девочка моя, поверь, ты — самое мое дорогое в жизни, самое светлое, и я не могу, не хочу подвергать тебя даже самой небольшой неприятности.

Она спросила холодно:

— Ты считаешь ребенка неприятностью?

Я ответил:

— Потому что он для нас недоступная роскошь, мы просто не можем разрешить себе так шиковать. Вот подожди, я окончу институт, получу назначение, надеюсь, хорошее, куда-нибудь в наше посольство, в какую-нибудь банановую республику, тогда заведем мы с тобой ребенка, да не одного, а по меньшей мере двоих…

Я уговаривал ее так, словно она была маленькой, неразумной, а ведь на самом-то деле она старше меня на два с половиной года.

Я уговаривал ее до тех пор, пока она не согласилась. Я приводил различные доводы, один другого убедительней. Я говорил, что мы еще недостаточно много бываем друг с другом, что мы еще, так сказать, не насытились друг другом, а ребенок разъединит нас, отнимет ее от меня, а меня от нее, ведь все свое внимание она посвятит ребенку, а на меня просто не останется времени…

Кажется, последний довод оказался наиболее действенным. И Тая согласилась со мной.

Мы никому не сказали ни слова, ни моей матери, ни ее родителям.

Я сам отвез Таю в больницу. Когда я остановился возле ворот больницы, она обернулась ко мне, долго, пристально глядела на меня.

Я спросил:

— Что, детка, боишься?

— Нет, нисколько, — ответила она.

— А почему же ты такая грустная?

Она улыбнулась чуть заметно.

— Я подумала, на кого он был бы похож, наш сын, на тебя или на меня?

Потом вышла из машины и быстро пошла к приемному покою. Обернувшись, помахала мне рукой. И я поехал обратно.

В тот день у меня было сумрачно на душе. Все время передо мною стояли Таины глаза, сухие, без слез…

Потом через день я привез ее домой. И никто ничего не узнал, ни один человек.

Только однажды, уже много позднее, я спросил ее:

— Ты что, была уверена, что это был бы сын, а не дочь?

Она ответила:

— Мне так казалось.

Первая наша крупная ссора произошла в магазине спорттоваров «Динамо», где я выбирал удочки.

Рыбалка была моим последним увлечением, и удочки я выбирал придирчиво. Я брал каждую удочку и, чтобы проверить ее, закидывал удочку вперед. Так я проверял ее гибкость и упругость.

Тая все время стояла рядом и выговаривала:

— Перестань! Ты же заденешь кого-нибудь непременно! Ну, как так можно?

Потом она рассердилась не на шутку и ушла. А я выбрал себе удочку такую, какую хотел. И отправился в институт.

Вечером мы, как обычно, встретились дома. Она отвернулась от меня, когда я хотел поцеловать ее.

— Что с тобой, крошка? — спросил я.

Она не ответила. Я снова спросил. И вдруг ее как бы прорвало.

— Ты — эгоист, который привык считаться только с самим собой, я это поняла в магазине!

И еще много всяких слов она бросала мне в лицо и, скажу по совести, была такая хорошенькая, глаза горят, щеки пылают, что я не выдержал, схватил ее, стал крепко целовать в гневные, злые глаза, в горячие щеки…

Мы прожили с Таей около двух лет, когда случилась наша первая, по-настоящему серьезная ссора. До того у нас бывали всего лишь размолвки, которые в общем-то кончались миром.

Следует сказать, что первая наша серьезная ссора внешне ничем особенным не отличалась. Коротко говоря, дело обстояло так: у меня было скверное настроение и я холодно встретил тетю Зину, мамину сестру.

Что сказать о тете Зине? Не так уж много. Она считалась в семье неудачницей. В то время как Ника (так сокращенно звали мою мать, Веронику Кузьминичну) стала ученой, защитила сперва кандидатскую, потом докторскую, тетя Зина не хотела учиться и бегала на свидания со своими поклонниками.

Видимо, она была некогда хорошенькая, этакая белокурая, розовая, вся в ямочках пампушечка. Моя мать была в отличие от нее некрасивой, нескладная, с плохим цветом лица, а тетя Зина отличалась свежестью, блеском глаз, длинными, чуть ли не до колен волосами.

Мать встретила моего отца, они поженились, потом родился я, и тетя Зина переехала к нам, чтобы помогать моей матери управляться с хозяйством.

Потом у нас появилась старуха, ставшая не только моей нянькой, но и взявшая все хозяйство в свои руки, добрый ангел нашего дома, а тетя Зина, почувствовав себя свободной от каких бы то ни было обязательств, согласилась немедленно выйти замуж за одного из своих самых преданных обожателей.

Однако брак не был удачным. Муж тети Зины пил без просыпу и спустя примерно десять лет умер от цирроза печени. А тетя Зина спустя год вышла снова замуж и снова неудачно, муж оказался эпилептиком.

Промучившись с ним около семи лет, тетя Зина в конце концов похоронила его и решила больше никогда и ни с кем не связывать свою судьбу.

Она поступила регистраторшей в поликлинику и приохотилась давать всевозможные медицинские советы решительно по всем вопросам, касающимся здоровья; когда ее спрашивали, какое отношение она имеет к медицине, она отвечала скромно: