Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Младший лейтенант привычным движением одернул китель.

— Прошу садиться…

— Зачем садисся? Стоять будем. Ахметов моя фамилия. Пиши, пожалиста.

— Стоя не положено. Садитесь.

— Вах! Не положено! Слушай, начальник. Конь воровать можно, да?.. Не положено — крадут. Человека обижать положено, да? Не положено — обижают. Я что, свой конь везу? Я государственный конь везу. Пиши, пожалиста. Зовут Орфей, масть — рыжий.

— Секундочку, гражданин Ахметов.

— Мм, «гражданин»! Я тебе пятнадцать суток сидел, да? Почему «гражданин»? Товарищ Ахметов. Гражданин конь увел, да. А я товарищ Ахметов. Слышал, да? Товарищ!

— Вы, может, объясните, в чем дело?

— Вах, объяснить! Ты милиция, ты знать должен… Конь рыжий, звать Орфей. Ипподром. Баку вез. Украли, понимаешь?

— Да вы не нервничайте, присаживайтесь.

— Слушай, если ты такой спокойный, поезжай Баку!

— Вы, как я понял, сопровождающий.

— Вах!.. Джигит я — наездник, понимаешь? Мальчиков учу!

— Понял вас. Откуда везете?

— Из Москвы, дорогой.

— Поездом?

— Баку конь самолет не возит. Конь поезд возит. Понятно, да?

— Так, так. Значит, украли. А место какое?

— Баку место.

— Я не о том. Украли где?

— Вах, украли! Зачем я тебе ходить буду? Здесь украли, дорогой.

Иллюзии рассыпались как несуществующие. Младший лейтенант Чмырь досадливо поморщился: «Экая досада, конец дежурства — и вот тебе на».

— Это как же так, прямо в городе и украли?

— Зачем город, какой город? Вагон товарная стоит.

— Ну вот видите. Так бы сразу и сказали.

Лейтенант расслабил тугой галстук и отложил в сторону лист разлинованной бумаги.

— Не по адресу.

— Какой адрес, слушай. Почему адрес?

— Да вы не волнуйтесь. Мы милиция города Ростова. У нас районное отделение. Понятно? А ваша кража совершена на железной дороге. Вот и все.

— Как говоришь?

— Районное отделение милиции города Ростова, — чуть растягивая слова, повторил лейтенант. — Кражами на железной дороге мы не занимаемся. Существует железнодорожная милиция. Это в их компетенции.

— Слушай, какой капитенций? Конь украли, понимаешь, да?..

— Очень хорошо понимаю. Только мы такими делами не занимаемся. Есть специальная организация. Сейчас я вам запишу адрес.

— Зачем адрес, почему адрес! Слушай, ты кто такой?

— Ну вот что, товарищ Ахметов. Вы мне мешаете работать.

— Вах, работать! Ахметов пришел, ты спал, как мул. Ахметов тебя работать дает. А ты говоришь, не твой капитенций. Кто бандит ловить должен? Я? Ты бандит ловить должен. Ты — закон.

— Я же сказал: мы не занимаемся этими вопросами.

— Подожди, дорогой. У нас Советский власть один или два?

— При чем тут Советская власть?

— Слушай, как при чем? Ты меня охранять должен. Мои права беречь должен. А ты меня куда посылаешь?

— Гражданин Ахметов!..

— Опять гражданин, да?

— Товарищ Ахметов.

— Другой дело, говори, пожалиста.

— В железнодорожной милиции своя сеть сотрудников, своя специфика. Для них распутать подобное дело пара плевых.

— Повтори, пожалиста, не понял.

— Фу, черт. Они в таких делах мастера. Мы вора будем искать месяц, а они — два дня, понимаете?

— Очень хорошо, дорогой. Раз они такой молодец, спроси, пожалиста. Сам быстро искать будешь. Умным будешь.

Младший лейтенант Чмырь устало уронил руки, устремил свой всепроникающий взгляд куда-то поверх головы собеседника.

Лучезарные картины будущего утратили светлые тона, поблекли и рисовались теперь не иначе как серой вереницей утомительных неприятностей.

«Ну и влип! Дело на эту канитель ни в коем случае заводить не следует. А посетитель, что тот клещ, впился и висит. Такого не выпроводишь».

Пока младший лейтенант предавался невеселым размышлениям, возбужденный и небритый Ахметов извлек из-за пазухи объемистую пачку бумаг, туго перехваченных резинкой, стал их старательно раскладывать тут же на столе, как игральные карты…

— Договор, пожалиста. Заявление, пожалиста. Паспорт имеем. Родословный, пожалиста. Накладной, пожалиста. Разрешение есть. Сам посмотри.

Младший лейтенант испуганно глянул на ворох бумаг и документов, трудно сглотнул слюну и не очень решительно бросил:

— У-у-у-берите.

— Зачем уберите? Начальника ждать будем. Пусть слово скажет.

«Это же черт знает что! Хоть бы сменщик пришел пораньше. Я бы этого чудака сам в ЖМ отвел».

Ахметов посмотрел на дежурного, затем на свои сапоги с желтыми разводами грязи на голенищах, вздохнул и стал стягивать плащ…

Конец сомнениям. Мать сказала: «Поезжай», он уступил.

Переезд занял немного времени. Письменный стол, кресло, два чемодана: в одном — книги, в другом — белье… Вещи сдвинули в угол кузова.

— Все? — для уверенности спросил шофер.

— Все.

— Негусто.

— Для начала сойдет.

— Ну, если для начала, тогда другой коленкор. Поехали.

— Одну минуту.

— Давай.

Мама сидит на кухне, чуть подавшись в сторону окна. Они попрощались, но он не мог так уехать.

— Что-нибудь забыл? — не поворачивая головы, спрашивает мама.

— Нет. Все в порядке.

— Хорошо.

— Мама!

Она покачала головой.

— Не надо ничего объяснять. Ты помнишь отца?

— Отца? Почему ты спрашиваешь? Помню.

— Он очень хотел, чтобы ты рос самостоятельным. Все правильно. Ты сам принял решение. Это хорошо. Отец был бы доволен.

— Мама, мне уже не двадцать лет. Я хотел как лучше.

— Знаю… Ну вот, только этого не хватало. Брось мне мой платок. Это нервное, сейчас пройдет.

— Все будет хорошо, мама.

— Когда отец приехал последний раз, он без конца повторял: «Все будет хорошо, Вера. Все будет хорошо». С тех пор я боюсь этих слов.

— Я буду к тебе приезжать каждый вечер.

— Не говори глупостей.

— Прости меня.

— Простить? Ты не совершил проступка. Просто подчинился жизни. Это так естественно.

— Ну, хочешь, я останусь?

— Мы обо всем договорились, сынок. Стоит ли начинать все сначала? У меня вам действительно было бы тесно. И потом, две женщины, это всегда очень сложно.

— Там тоже их две.

— Там другое дело. У нее замечательный отец. Мужчинам всегда легче поладить. Сними пальто, у тебя ослабла верхняя пуговица.

Кеша машинально трогает пуговицу. Она действительно еле держится.

— Мне пора, ма… Там машина.

— Ну хорошо. Тогда хоть оторви ее, иначе утеряешь.

— Все, — говорит он, но тут же спохватывается.

— Да-да, — откликается мать. — Все будет хорошо, Вера.

Несовершенные поступки — вечная боль памяти. Город спит. Спит дом, и спит квартира. Панель фасада как обрыв, как силуэт громадного корабля. Светятся три-четыре окна, там бодрствуют. И не только там.

Я лежу с открытыми глазами. Привыкаю к ощущениям своего нового положения.