Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

— Семейная жизнь, — говорит Зойка, — это как лодка: в ней всегда должно быть равновесие. Как ты думаешь, почему мы с Мишей не ссоримся? — Зойке не терпится вразумить меня. — У нас разделение труда, — говорит Зойка, — он гребет, а я у руля. Это образно, а на самом деле…

Чай стынет в чашках. Зойку уже не остановить.

— Ну что такое Мишка? — спрашивает себя Зойка. Замечает мой насмешливый взгляд, отмахивается: — Я не о том. С житейской точки зрения.

В хозяйстве Мишка — профан. Тратить деньги Мишка не умеет. Выбирать друзей? Этот вопрос Зойка оставляет без ответа. В категорию друзей попадаю и я. Связей у Мишки нет. И вообще… — вздох получается долгий, отягощенный. Пять минут, и Мишки нет, осталась одна Зойка.

— Сначала было трудно, — вздыхает Зойка. — А теперь ничего. Я научила его смотреть на жизнь моими глазами. У вас все наоборот. Климат в семье определяет сильный — это аксиома. С тобой сложнее, я знаю. Она тебя разлюбила?

Мне не хотелось отвечать на этот вопрос, но я ответил:

— Вряд ли.

— Я так и подумала. Вы перестали понимать друг друга. Несовместимость характеров — это бывает. Век такой.

Послушай, а может, Зойка права?.. Надо научиться смотреть на мир чужими глазами, и все будет в порядке?

Нет, нет!!!

Кто может согласиться на добровольную слепоту? Зрячий? Никогда. Слепой? Пожалуй, ему терять нечего.

Всегда приятнее считать, что ты разбираешься в людях. Живется проще, и чувствуешь себя увереннее.

Но к сожалению, «хотеть» еще не значит «быть». И вот тогда случается самое досадное. Наша устремленность, наша уверенность — мы понимаем — уподобляется движению по инерции: уж рельсы кончились, а мы все едем и едем, будто под нами все то же стальное полотно. Понимания нет. Но мы привыкли считать — мы понимаем, и тогда неосознанно мы придумываем его. Наши добродетели, пороки — плод все той же нацеленной фантазии. На самом деле мы совсем другие, но кому-то хочется нас видеть такими, и мы есть.

Вот и существуют он и она, и фантазируют на равных.

Она конечно же его знает. А он, конечно же его не проведешь, он насквозь видит ее.

И получаются вещи странные. Каждый из них живет как бы в двух измерениях сразу: в своем собственном и в том, другом, придуманном от первой до последней буквы.

Ну а потому как мы способны видеть только один мир, то уж кому как повезет: увидят ли тебя таким, как ты есть, или сконструируют, придумают на свой лад.

Я ничего не забыл. Ни суматошной свадьбы, ни напутствия чопорного Брагина: «Не придумывайте проблем! Фантазия человеческая пределов не имеет. И еще — любить человечество легче, чем любить одного человека». Любить трудно. Казалось, красивость — неприемлемый термин. И вот поди ж ты, Брагин прав. Любовь всегда преодоление. Иначе говоря, труд наших чувств.

Твои бравые поклонники (я рад, что мы остались друзьями) не спешат осуждать меня. Мне симпатичен Димка, он искреннее других. Назвал меня гипнотизером, внушителем. У них своя версия нашего разлада. Любви не было. Просто Он убедил Ее — заставил поверить: это — любовь. Пустота способна породить лишь пустоту. Хочется зачеркнуть написанное. Не верю.

Всего тебе доброго. К.

Мне казалось, я знаю их, как можно знать людей знакомых. Я смотрел на них и частенько завидовал: «Черт возьми, везет же людям! Этакая ладность во всем. И сами они хороши, и дочка у них — прелесть. Счастливые люди!»

И вдруг случайная новость: они разошлись. Не поверил, переспросил дважды. Мой сослуживец пожал плечами: дескать, не верь — твое дело.

«Не может быть, — твердил я сам себе. — Не может быть!»

Разыскал в записной книжке его рабочий телефон — позвонил.

— Так получилось, — ответил он на мой вопрос.

— Но почему? Почему?!

— Не кричи, пожалуйста. Я хорошо слышу тебя. Сам не пойму. Жизнь…

Вот и прошло лето… Идет дождь… Конец сентября. Дождю быть положено…

Возможно, я придумала тебя. Мое признание уже ничего не исправит. Во всяком случае, наша вина равнозначна. Ты тоже фантазер.

Послушай, Кирилл, ты должен помнить тот вечер…

Мир странных звуков, и мы посреди этого мира, стоим на самом верхнем пролете лестницы. Откуда-то выплескивается музыка, в котельной ругаются кочегары, этажом ниже, на кухне, смеются девчонки. Потом кто-то вышел на лестницу и громко позвал:

— Поля, ты где?

Мы переглянулись. Ты сжал мои руки и тихо сказал:

— Сейчас примется искать свою Полю, а найдет нас.

Парень потоптался на месте, прислушался к лестничным шорохам, снова ушел в коридор.

— Смысл жизни, в чем он?

Я растерялась. У тебя удивительная манера задавать самые неожиданные вопросы.

— Ну… Я даже не знаю, как тебе ответить. Это так очевидно и в то же время так сложно. Дети, работа, любовь.

— Все, о чем ты говоришь, справедливо. Справедливо для всех. А если я могу, я в состоянии сделать больше, а? Вот именно, сверхзадача. Нельзя, чтобы все сбывалось. Нельзя. Реальная, но несбывшаяся мечта — она делает жизнь осмысленной. Откроешь однажды газету — и вдруг обнаружишь с изумлением: вот оно как, для кого-то ты, живой, мыслящий, всего-навсего материал для среднестатистических данных. Построено, произведено, освоено, внедрено в производство. Но ведь я тоже жил, осваивал, внедрял. Мой индекс — Кирилл Волошин, мне тридцать лет. Я не хочу, чтобы меня кто-то суммировал. Не хочу!!!

Почему я усмехнулась? Наверное, от растерянности, от испуга. Да, да, всему виной — мой испуг, сказала первое, что пришло в голову:

— Они жили в эпоху Кирилла Волошина.

Как же ты посмотрел на меня! Не мог простить моей слепоты.

Заговорил спокойно, истолковал происходящее на свой лад и уже не говорил, а договаривал начатый разговор.

— Мне предлагают отличную работу. Проблемная лаборатория — пять тем на выбор. Ни о чем другом думать не могу. Вроде как болезнь, понимаешь?

— А я?!

— Ну при чем здесь ты? Существуют сферы, которые невозможно сравнивать.

— Понимаю. Но иногда приходится выбирать.

— Выбирать?! Зачем? Не надо ничего выбирать.

— Да, да, ты прав, но помимо твоего существует мое дело, моя работа. На какое место поставить ее?

— Твоя работа?

— Ну да, она существует.

— И слава богу. Почему ее обязательно ставить на какое-то место? В жизни должно быть что-то одно главным. Неужели ты этого не понимаешь?

Я бестолково кивала, хотя смысл сказанного вряд ли доходил до моего сознания. Мне все время казалось, наш разговор, он, конечно, очень нужен, но все это так, всякий разговор нужен… Люди собираются жениться. Надо же о чем-то говорить.

А может быть, все началось именно тогда, Кирилл?

Мы плохо привыкаем ко вторым ролям, тем более когда так старательно готовимся к первым.