Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Мальчишки из десятого «Б» кричат: «Слава!», и весь зал тоже кричит: «Слава! Слава! Слава!»

Лицо деда насупленно. Его гримаса. Дед не может заплакать на людях. Сидит прямо, выбросив на атласный подлокотник кресла свои длинные костистые руки, насупился и никак не решится взглянуть в качающийся, рукоплещущий зал.

Уже никого не остановишь. Кресло подхватывают, и деда, восседающего на кресле, несут через зал.

Вечер кончился. Все разбегаются по домам, на улице завывает директорский «Москвич». Сижу одна в пустом классе и реву. Всегда веришь в лучшее. Может, и надежды никакой, а все равно веришь… Только сейчас узнала о том, что случилось накануне. Искал ли директор примирения, или сказалась профессиональная привычка. Директор не любил случайностей: мало ли что выкинет дед? И уж наверняка лучше побеседовать накануне, почувствовать настроение. Они не расстанутся друзьями, глупо тешить себя иллюзиями, но скандала, нет, скандала директор допустить не мог. Он и окрестил этот визит Мигунькова к себе: операция «выпущенный пар».

— Звали? — вызывающе спросил дед.

— Приглашал, — примирительно ответил директор и, чтобы как-то закрепить ощущение раскованности, добавил: — Вам назначена пенсия союзного значения, поздравляю вас. — Наткнулся на недобрый взгляд деда и, сразу потеряв нужную тональность, засеменил словами: — Буду с вами откровенен. Не каждому дано быть таким педагогом. Что и говорить, вы целая эпоха в педагогике. — Заметил едкую усмешку деда, вспыхнул: — Я полагал, у нас серьезный разговор.

— Не только, — лицо деда становится жестким и злым, — как вы изволили заметить, и откровенный.

— В чем вы меня хотите упрекнуть? — спросил с вызовом.

— В неискренности, — дед мудрствовать не любит. — Вы лживы. Это ваш стиль. Меня успокаивает одно, Всеволод Анисимович. Моя доля не минет вас.

Глаза директора сузились, скулы обозначились резче.

— Ваша ирония беспочвенна, — прошипел директор. — Нельзя судить жизнь лишь за то, что она обгоняет нас. Вы слепы. Даже ваши ученики понимают — вам пора уходить.

Лицо деда посерело, стало отрешенным. Голос неожиданно сел.

— Как вы смеете, извольте объясниться!

— С превеликим удовольствием! — выкрикнул директор и громко, отчетливо назвал мое имя.

…Потом бегали за лекарствами. Старику стало плохо, его увезли домой.

Перечитываю написанное и не могу удержаться от слез. Жаль деда. Себя жаль. Глупые, тщеславные люди. Неужели никогда не поумнеем? Не научимся ценить в жизни ничего, кроме наших потерь?

P. S. Анюта в пионерском лагере. Письма приходят через день. Сумасшедшая, когда она успевает?

Всего наилучшего. В.

Можешь нас поздравить. Мы выиграли. Никаких «но». Выиграли бесповоротно. Пузанков привез новую партию образцов бумаги, полученной по нашей технологии. С ума сойти, настоящая бумага. Мы ее нюхаем, разглядываем на свет, пробуем на вкус. Да, да, не смейся, пожалуйста, — жуем. По-моему, это самая вкусная из всех бумаг, на которых я когда-либо писал.

Но, впрочем, все по порядку.

Утром меня вызвал шеф.

Я посмотрел на часы и не поверил собственным глазам — без десяти шесть. Вообще шеф не любит крайностей, презирает суету. А тут: «немедленно, срочно, сейчас же».

Я никогда не видел наш институт в лучах восходящего солнца. Можешь мне поверить — впечатляющее зрелище. Он похож на гигантского слона, и основания колонн как ноги, примерзшие к гранитным ступеням. Ступени, влажные от росы, и желтые листья, словно кляксы золотой краски, на них, и посреди этой монументальности сидит на корточках дворник. Как маленький будда, крутит головой, старается отгадать, откуда ветер.

Влетаю в брагинский кабинет, дыхание на пределе, сердце вот-вот выскочит из открытого рта, падаю в кресло.

А он, веселенький, ухоженный, упитанный, потирает руки.

— Прибыли?

— Прибыл.

— Отменненько. Я, право, уже сомневаться стал. Мало ли: не поняли, заболели, проспали.

— Здоров, проснулся, уяснил.

Довольные шуткой, оба смеемся.

— Тогда за дело. В нашем распоряжении пять часов. В тринадцать ноль-ноль нас ждет министр. За вами доклад на пятнадцать минут. Обратите внимание на экономическое обоснование. Это наш козырь.

— А как же главк?

— Главк мы обойдем с фланга. Действуйте!

Уже в дверях спохватываюсь:

— Один вопрос.

— Слушаю.

— Кто-либо знает о нашем визите?

— Разумеется. Я, вы и министр. И пожалуйста, не путайте. Никаких визитов. Нас приглашает министр. С богом!

Лечу в лабораторию. Стол завален отчетами, графиками, таблицами. Окна зашторить, кофеварку на плитку.

Брагину нужны тезисы. Пишу быстро, не перечитываю написанного. Листы соскальзывают на пол. Я не трогаю их. Потом, все потом. Главное успеть. Часы уберем в стол. На часы лучше не смотреть.

«Неужели конец? Не верю! Не может быть. Мы так привыкли ходить в неудачниках, что всякая иная роль кажется нам не нашей».

Ливеровский на встречу с министром не поехал, сказался больным. Был его заместитель Чинов — разбитной малый. Всю дорогу выяснял у Брагина, давно ли он знает министра и где им случалось работать вместе. Под конец профессор не вытерпел:

— Да успокойтесь вы, ради бога. Нигде не работали.

Зам посуровел лицом и в разговоре стал проявлять редкую сдержанность.

Министр не заставил ждать, принял сразу. Сидящие в приемной, их было человек десять, шумно задвигались, выражая свое недовольство не столько желанием: министра принять вне очереди, сколько нашей готовностью воспользоваться этим.

Помощник министра, молодой мужчина лет тридцати семи, с ранней, но уже крепкой сединой, улыбнулся.

— Министр рассказывал, как вы учились вместе, профессор. Он был очень рад вашему звонку.

Чинов тоже стал улыбаться, как если бы ему предстояло сделать еще одно открытие: лично он учился вместе с помощником министра.

— А вы, простите, — помощник вынул блокнот.

— Я… заместитель начальника главка — Чинов.

— А… Да-да, знаю. Ливеровский болен?

— Точно так…

Помощник поморщился:

— Приехали защищать или сомневаться?

— Значит, защищать.

Заместитель неопределенно качнул головой:

— Но, как всякое открытие…

Помощник тоже качнул головой:

— Значит, сомневаться.

Профессор, он не очень внимательно слушал их разговор, устало усмехнулся:

— Приехали решать. Главк нейтрален. По нынешним временам и это благо.

Теперь уже заволновался Чинов:

— Главк нейтрален, но не бездеятелен. Создана авторитетная комиссия.

Помощник примиренчески поднял руки:

— Вот и прекрасно, расскажете обо всем Льву Петровичу. Министр ждет. Прошу. — Помощник обязательно улыбнулся всем ожидавшим в приемной, распахнул дверь.