Леонид Степанов - Бранденбургские ворота

Позвонили из ЦК. Лицо Вернера в ходе разговора еще больше посуровело и озаботилось. Ему нужно срочно ехать, возникла какая-то непредвиденная проблема.

— Вот номера моих телефонов, служебного и домашнего, — сказал он, передавая Андрею листок, вырванный из блокнота. — Звони! Обязательно встретимся на этой неделе.

Они вышли вместе. Вернер позвал своего шофера, и тот кинулся со всех ног к машине, сразу поняв, что секретарь очень торопится. Андрей на прощанье напомнил:

— Не забудь, о чем я просил тебя когда-то.

— Узнать о Катрин Райнер? Обязательно узнаю. Звони! Встретимся!

Еще с той поры, когда в Карлсхорсте подписывался Акт о безоговорочной капитуляции, журналисты стали селиться неподалеку от «Дома, где кончилась война». Преимущественно на трех улочках: Рёмервег, Вальдоваллее и Лореляйнштрассе. Сначала в небольших уютных коттеджах жили знаменитые военные корреспонденты — Всеволод Вишневский, Борис Горбатов, Константин Симонов, Борис Полевой. Потом коттеджи заселило второе поколение, не столь известное. А прибывший недавно Андрей Бугров — представитель уже третьего.

Дуайеном [43] Doyen — (декан, старшина, старейшина), глава дипл. корпуса, старший по дипл. классу и по времени аккредитования в данной стране дипл. представитель. карлсхорстской братии негласно считается Мирон Львович Кричевский — полномочный представитель ТАСС, человек пожилой, многоопытный и сугубо осмотрительный. Свою карьеру зарубежного корреспондента он начинал вместе с Михаилом Кольцовым. Тогда журналистов, выезжавших за границу, можно было пересчитать по пальцам. Кричевский бывал в Германии еще до пресловутого «мюнхенского сговора», видел одряхлевшего Гинденбурга, слышал психозные речи Адольфа Гитлера, комментировал подписанный Молотовым и Риббентропом Пакт о ненападении. Когда кончилась война, присутствовал здесь, в Карлсхорсте, при капитуляции рейха, а потом отправился в Нюрнберг на судебный процесс над фашистскими военными преступниками.

Безволосая, похожая на увядшую дыню голова Мирона Львовича хранит великое множество фактов, каких не сыщешь ни в одном историческом архиве. Он мог бы написать десять томов потрясающих воспоминаний, которые взахлеб читали бы не только газетчики. Однако корифей пера не написал покуда ни единой мемуарной строчки и вряд ли когда-нибудь напишет.

И все же Мирон Львович не лишен тщеславия. Для того чтобы поддержать свой авторитет среди молодых коллег, он выдает иногда какой-нибудь безопасный эпизод или анекдотец, делает походя юмористическую зарисовочку из давнего или сравнительно недавнего прошлого. Это от него, Кричевского, пошла гулять байка о том, как во время подписания Акта о капитуляции разгуливал по зеленому столу в рваных кирзовых сапогах отчаянный фотоас Витька Темин. Другой анекдот Кричевского приурочен к историческим переговорам в Потсдаме. В фахверковом [44] Малоэтажное здание, состоящее из системы стоек, раскосов, обвязок, с заполнением камнем, кирпичом, глиной и др. дворце Цицилиенхоф, где проходили встречи «большой тройки», некий американский журналист воспользовался удобным моментом и беспардонно отхватил перочинным ножом щепку от кресла, на котором обычно сидел Сталин. Вернувшись к себе в Штаты, предприимчивый янки несколько раз имитировал «историческую щепочку» и продавал ее за хорошие деньги.

Раздаривая забавные байки и умело уходя от серьезных вопросов, Мирон Львович поглядывает на младших коллег с насмешливым превосходством. Словно бывалый моряк в синих наколках до ушей — на бледнокожих салажат, собравшихся в свое первое плавание. А уж о Бугрове и говорить нечего: он для Кричевского как журналист еще и не начинался.

Петро Малашенко тоже старый газетный конь, но другой породы. Мобилизованный областной газетчик, он стал вскоре одним из фронтовых корреспондентов «Красной звезды». Отступал в сорок первом вместе с пехотой и хлебнул полной мерой солдатского лиха. В сорок втором в обороне жил среди артиллеристов, ходил в разведку. Под Сталинградом был тяжело ранен. В сорок четвертом наступал с танкистами Ротмистрова. А кроме того, плавал на торпедных катерах в северных морях, летал на бомбардировщиках, ходил в глубокий конный рейд с партизанами.

Похоже, что сам Петро не пускал в ход ничего, креме карандаша, но в него садили из всех видов оружия. Малашенко продырявлен пулями и осколками и даже пропорот штыком. Ходит он с палочкой, припадая на правую ногу, а на спине лунка, словно от удара топором.

Есть и другие раны: пока кочевал Петро по фронтам и госпиталям, погибла вся его родня. Жену сожгли живьем, заперев в школе, где она работала учительницей.

Своим путем пришел в журналистику Володя Амочкин. Еще продолжались бои в Берлине, когда молодой комвзвода связи получил неожиданное задание: найти в развалинах города подходящую типографию и немца-наборщика, чтобы напечатать листовки для успокоения немецкого населения. Выбор начальства пал на Амочкина исключительно потому, что однажды, еще когда воевали на Смоленщине, написал он в армейскую газету заметку в десять строчек. С тех пор Володя считался в полку патентованным журналистом.

Типография, которую посчастливилось найти Амочкину, оказалась пригодной не только для того, чтобы набрать листовку, но и выпускать на немецком языке большую ежедневную газету. Ее и стали выпускать вскоре — это была знаменитая «Теглихе рундшау», сыгравшая роль в организации немецкого населения, в мобилизации его на преодоление военной разрухи.

Оставленный при этой газете лейтенант Амочкин, проявив энергию, находчивость и редкую одаренность, быстро превратился в заправского журналиста. Его отправили в Москву доучиваться, и вот год назад Владимир Амочкин вернулся в Берлин полноправным собкором центральной газеты.

Казалось, с ним бы и подружиться Бугрову: много схожего в их судьбе, они одногодки, оба москвичи, но дружба почему-то не задалась. У нее, как у любви, свои законы. Не сцепились некие шестеренки — получилось только приятельство.

Пятый в их карлсхорстской компании — Акимушка Сбитнев. Благодушный толстяк, вульгарный эпикуреец, немного наивный, но всегда искренний и неподкупный. С ним у Бугрова отношения сложились приятные, но поверхностные. Позднее понял Андрей, что благодушие и эпикурейство служили Акимушке чем-то вроде защитного маскхалата. Тогда дружба их стала крепнуть.

«Вотчина» у корреспондентов одна, служебные задачи в принципе те же, но всяк имеет свою тему или «любимого конька», на котором охотнее и чаще выезжает.

Старик Кричевский предпочитает заниматься комментированием главных политических событий. У него давние личные связи с начальством в представительстве и в СКК, он хорошо информирован. Опусы Кричевского суховаты, но «установочны»: ошибок в них не бывает. Поэтому Кричевского любят читать штатные пропагандисты и агитаторы, он надежный лоцман для их регулярных докладов и политбесед.