Василий Сологуб - Сотвори себя

По полю циферблата медленно двигались, переливаясь, радужные светотени. Через каждые пятнадцать минут маятник менял свой цвет: после черного, с глянцеватым отблеском, становился золотистым, потом зеленым, как ящерица, и, наконец, багровым.

Но самым поразительным было то, что в такт оттенкам из домика суетливо выскакивали подвижные металлические миниатюрные мартышки. По очереди, как живые, цеплялись за тяжелую монету маятника, прочно усаживались на ней и катались, игриво прищелкивая язычком, как бы с кем-то заигрывая или кого-то дразня.

У Майи в азарте загорелись глаза, звонко смеялась, громко хлопала в ладоши, не замечая, как Вениамин Вениаминович, отойдя в сторону, скрестив руки на груди, украдкой наблюдает за ней, любуется ее тонким профилем, четко и рельефно выделявшимся на фоне открытого окна.

Смотрел на Майю, а в голове зрело решение. «Нужно срочно жениться, ввести в дом молодую жену. Отказаться от сменяющей друг друга прислуги и, главное, отдалить, отдалить во что бы то ни стало от себя Роберта. Женившись на этой смазливой девочке и сделав ее хозяйкой, отвернувшись от сына, я смогу направить его неверные шаги к отцу, к Захару. Мне тебя жаль, Роберт. Но так нужно. Нужно, чтобы ты от меня ушел, отказался, вернулся к Захару, заговорил ему зубы, сбил с толку, ослепил… Мне надо выиграть время, вывернуться, уйти от возмездия… О, если бы мог я тебе все поведать. Я разыскал тебя после войны в детдоме и вырастил, чтобы хоть как-нибудь искупить свою вину перед Кочубенко… Я сросся с тобой, как с родным, полюбил, привык к тебе. Но другого пути нет: ты должен возвратиться к родному отцу. Это последний мой ход конем. Вырви, вычеркни меня из своего сердца, чего бы это тебе ни стоило… И не спрашивай, зачем… Так надо! Не смогу я перед тобой открыться. Не смогу!.. Сделай для меня, сынок, доброе дело, умоляю тебя! Ведь не сегодня завтра наш поединок с Захаром Кочубенко, длившийся долгие-долгие годы, закончится… Я еще не знаю, кто победит. У меня последний козырный туз — это ты, Роби. Прости меня, но я хочу откупиться тобой… Пойди же к Захару и своим возвращением отведи от меня удар… Неужели бывший друг не смилостивится, ведь я ему дарю взрослого сына…»

Послышался Зоин голос:

— Прошу к столу.

Майе очень нравилось, что сам Лускань так опекает ее. Не торопилась, как в перерыве за горячими пирожками в студенческой столовой, а с достоинством, чуть кокетничая, шла рядом с хозяином дома…

— Милости просим, — Вениамин Вениаминович заискивающе открыл дверь в столовую, пропустил вперед гостью. Усадил за стол, на котором чего только не было: крохотные бутерброды с красной икрой, зеленели огурчики, пылали дородные помидоры, балык, настроганный тоненькими прозрачными лепестками… В стороне три бутылки, залитые сургучом.

— Я себя чувствую очень неловко. Студенты говорят: непрошеный гость — хуже декана…

— Майя, это вы напрасно… Гостеприимство — моя стихия. Я люблю принимать людей, потчевать. Тем более такое милое создание, как вы…

— Жаль, нет Роберта.

— Летун! Его и за хвост не поймаешь. Все в бегах.

— Простите меня, глупую, а почему вы не женитесь?

— Замкнутый круг. Та, кого хотел бы, от меня отворачивается, а от той, что душой и телом хотела бы принадлежать мне, сам убегаю, как черт от ладана.

— Тогда невестку берите в дом. Сын взрослый, почему бы его не женить?

— Успеется… — Лускань помрачнел. Начал нервно крутить в руках вилку. В упор посмотрел на Майю: — Вот на такой, умной, степенной, добропорядочной, как вы, я, старый холостяк, немедленно женился бы…

— Вениамин Вениаминович, я к вам пришла… ругайте меня, но я должна сказать… Не знаю за что, не могу объяснить, но люблю… Говорят, что любовь слепа.

— Как удивительна жизнь! — Лускань быстро приподнялся со стула. — Сколько раз встречался с вами в институте, читал в вашей группе лекции… Если бы вы не пришли, ну откуда бы мне знать о ваших чувствах? — развел он руками.

— Да, я пришла признаться, хотя это и негоже делать девушке, что я по уши влюбилась… Я мучаюсь, терзаюсь, не нахожу себе места.

— Боже, но почему вы об этом мне не сказали раньше? — хозяин дрожащими руками поймал руку Майи и начал осыпать ее поцелуями.

Девушка непонимающе, оторопело смотрела на него, а потом резко рванулась, высвободила руку и испуганным голосом воскликнула:

— Что вы, что вы! Я Роберта люблю! Роберта, вашего сына! — Скороговоркой продолжила: — Понимаете, мы с ним уже давно — муж и жена… А он, ветрогон, пренебрегает мной… И вы должны помочь. Ой, да я с ума сошла… Несу несусветную чепуху…

Лускань потупился, молчал. А потом процедил сквозь зубы:

— Пришли ко мне, чтобы я заставил Роберта полюбить вас?

— Вы отец и должны отвечать за поступки своего сына.

— Пожалуйста, выслушайте мой дельный совет. Вы же умница, вы же красивая, молодая. Должны знать мудрую истину: сердцу не прикажешь… Сколько в мире существовало законов — мудрейших и бездарнейших, но ни один из них не мог насильно заставить любить. Честно говоря, вам нужен не такой муж, как мой сын-ветреник. Вас нужно оберегать, лелеять. Молокосос растопчет вас, а человек в возрасте, с положением будет вам и нянькой, и другом, и настоящим мужем. — Он подошел к ней, несколько картинно нагнулся и опять поцеловал ее руку, свободно лежащую на столе.

Лускань еще не успел толком осмыслить совершившееся, как дверь столовой с грохотом распахнулась настежь и перед ними предстал пьяный Роберт.

— А-а-а, это ты, Черненчиха? Пришла с моим отцом лизаться? — Роберт кинулся с кулаками к Майе: — Уматывай отсюда, шлюха несчастная!

Вениамин Вениаминович резко схватил сына под руку и потащил за собой в спальню. Оглянулся на гостью:

— Извините, ради бога… Я сейчас все улажу… Роберт, не горячись! Ты взрослый, должен понять меня. Я хочу с тобой серьезно поговорить, как мужчина с мужчиной.

— О нет, избави бог! Я не собираюсь жениться на этой пройдохе.

— Опомнись, зачем ты льешь помои на голову благородной девушки? Я тебя не насилую, не заставляю жениться. Не об этом речь. Не петушись! Выслушай меня внимательно. Она мне очень нравится… Я люблю ее. Я сам хочу на ней жениться.

— Ты что, ненормальный? Тебя же засмеют!

— Не паясничай! — отвесил пощечину сыну.

— Отец, ты с ума спятил? — Роберт схватился за щеку.

— Я решил твердо жениться! Это мое личное дело. Майя Черненко — хозяйка, наведет порядок в доме. Тебя, шаромыжника, возьмет в руки. Нас два чурбака-холостяка нужно кому-то обслуживать… Осточертели домработницы — ненадежный народец. Я хочу иметь законную жену!

— Сулишь мне мачеху?.. Да?

— Совершенно верно!

— И-и-ди-о-тизм! — заорал на весь дом сын, не подозревая, что отец навсегда отрывал его от своего сердца.