Николай Рыжих - Избранное

— Володя, — таскал он Графа за рукав. — Семенов рыбу носом чует. — И Мозяр втягивал ноздрями воздух, поворачивая нос из стороны в сторону. Потом откидывался и с восторгом продолжал: — А кошелек знает…

— Есть тяма у человека, — соглашался Граф.

— Вот смотри, — Мозяр доставал пучок телеграфных квитанций и тряс ими перед нами. — Он сейчас в отпуске, а я кошелек шью, и мы советуемся телеграммами, мы друг друга с полуслова понимаем. Это же рыбак… о-о-о! — Мозяр делал рот трубочкой и поднимал палец. — Кроме мореходки он окончил еще курсы тралмастеров. Кошель размечает и кроит с закрытыми глазами, матросам и помощникам остается только игличкой тыкать. Работать с ним даже медведи могут.

— Есть тяма у человека, — соглашался Граф.

Но самый первый раз услышал я о Николае в Петропавловске года два назад, когда возвращался из отпуска.

Ну вот, сидим мы со своим другом, разговариваем. Вдруг распахивается дверь и входит — шагает как с пьедестала — представительный мужчина.

— Георгий Петросян, — представился он.

— Простите, а отчество?

— Петросян, — повторил он и с сожалением посмотрел на меня. — Я печатаюсь во всех камчатских газетах. Очерки. Разве не читали?

Мне неудобно стало, что я не знаю такого видного журналиста.

— Газеты не всегда приходится читать, — сказал я.

— Плохо, плохо. Остап Бендер в свое время говорил: «Тех, кто не читает газеты, надо расстреливать из рогатки». Вы кто по профессии?

— На рыбе работаю.

— О! — оживился журналист. — Я ходил в рейс со знаменитейшим рыбаком последних лет Николаем Семеновым.

— Это наш рыбак, — сказал я, — в нашем колхозе работает на «Умельце».

— Совершенно правильно, знаменитый капитан знаменитого «Умельца». Вы знаете, какой он? Он прыгает с мостика и вместе с матросами тащит невод и кричит: «Раз, два, разо-о-ом!» Это что-то необыкновенное, ведь в прошлом году он взял семьдесят тысяч! Семьдесят тысяч! У нас БМРТ берут по пятьдесят тысяч центнеров, а он на сейнере. Семьдесят тысяч! Семьдесят тысяч! — И журналист заходил, размахивая руками, по комнате…

Семьдесят тысяч центнеров выловить рыбы сейнером — это… чтобы представить, что это такое, — это все равно что обыкновенный человек поднял бы на плечах паровоз или дом… Когда в свое время Женя Чайка на «Космонавте Леонове» взял сорок восемь тысяч — весь рыболовный флот снял перед ним шапки. А тут семьдесят.

Лично для меня это загадка, так же как остается загадкой, например, Покрышкин или Ньютон. Впрочем, все правильно, во всяком деле есть свои Покрышкины и свои Ньютоны.

Боги получаются не сразу.

Когда Серега делает замет — то-то картинка! Стоит он на верхнем мостике, великан-богатырь, в расстегнутой клетчатой сорочке с засученными рукавами. Играючись крутит рулевую баранку. Сейнер так же легко и быстро — тоже играючись — носится между судов, выкладывая ваера по снюрневодам вокруг косяка. «Сережа, сыпешь на мой ваер», — слышно в эфире. «Серега, что ж ты делаешь…» «Сцепимся, Серега!» Но никогда никаких сцеплений у него не бывает. И вот выложит свой снюрневод между снюрневодами других сейнеров, выложит будто криво, одним словом, «баба-яга», думаешь, у него получилась, а не замет — все пустырь тянут, а он не знает, куда рыбу девать. Что за расчет? Что за глазомер? Как он видит, где под водой косяки ходят, что у него за невод? А может, человек в рубашке родился, везет ему?

Может, ему тоже везет, когда он мечет невод между скал и ни одну не зацепит, или под свал, или у подножья потухшего подводного вулкана, или в яму? Ну если он так чувствует глубинное устройство моря, то можно представить, как он знает и чувствует вообще все море: в тумане выйти на «огород», курс к базе проложить… так проложить курс, что сама база прямо перед носом покажется из тумана, зайти в устье речки по малой воде. Лихой моряк и рыбак! Зимой, когда идут занятия капитанов, к переаттестации готовятся, Сергей читает лекции по предмету «места промысла».

А теперь я загляну в начало его рыбацкой биографии.

Семь лет назад — только начал капитанить — попал в сулой. Что такое сулой? А это когда ничего не поймешь и когда не выберешься живым. Это, обычно в торчащих из моря скалах, сталкиваются несколько течений и такую войну устраивают между собой, что судно, попавшее туда, расшибается о камни, утаскивается на дно, вытаскивается опять и опять о камни… и даже щепки от судна и те будут терзаться морем до тех пор, пока и их, щепок, не останется. А Серега в тумане у мыса Крашенинникова — от этого мыса моряки убегают как от нечистой силы — попадал в сулой. Как он уцелел, знает один он, конечно. В этом же году по беспечности старпома — Серега-то ни при чем — врезались в подводный камень возле косы Семенова. Полундра! Еле успели завести пластырь и дотянуть до берега. Хорошо, не растерялись, молодцы, но каково капитану, позор-то какой!

А один раз море терзало Серегу пять суток, возле мыса Грозного дело было.

Пошли они поохотиться в устье речушки, ткнулись носом в берег. Только стали высаживаться, как баром шибануло сейнер на косу — вперед, назад! — лежат на берегу. И погода на глазах стала портиться, пошла океанская зыбь, бары от нее кидали сейнер на берег дальше и дальше. Выход один — отклепать якорь, вывезти его в море и стаскиваться лебедкой. Пока возились с плотом, с якорем, шторм разыгрался капитальный, сейнер еще дальше подкинуло на берег, и дырочки появились от этих подкидываний. Давай жечь аварийные ракеты — ни одного судна поблизости. А сейнер колотит. На другой день один РС увидел ракеты, подошел, но погода грохотала штормом.

РС подал Сергею свой ваер, стал дергать — порвал ваер. Тогда завел оба ваера — порвал оба ваера. И ушел в Пахачу за буксиром, за настоящим буксирным концом. А море колотит Серегу. На второй день РС возвратился с буксиром, завел его, но вода была малая, бесполезно было тащить. Серегин сейнер метрах в десяти от кромки воды уже.

РС остался ждать следующего дня, а Серега с командой стали рыть канаву, от сейнера к воде. Ну и работка! Бары хлещут и замывают ее.

На следующий день, дождавшись полной воды, РС стал тащить Серегу и — порвал и буксирный.

Это уже был конец. Теперь уж ничего не сделаешь. Но рыбаки не сдались. Они стали ждать еще один день, полную воду. Связали буксир, к нему добавили ваеров и Серегиных и РСских. Шторм же шуровал капитальный.

И стащились.

За эти пять суток Серега похудел и почернел до неузнаваемости.

А что было с планами в начале капитанства? В первый же самостоятельный выход на промысел Сергей порвал ваера. Только срастил их, и снюрневод в клочья — он почему-то цеплялся там, где никто не цеплялся. И рыба не шла. Другие берут по два, по три кутца, а у Сереги полкутца, как на заказ, что он только ни делал: и ваера промерял, и снюрневод проверял ячея в ячею — пустырь приходит, и все. И ничего не сделаешь.