Николай Рыжих - Избранное

— Ну вот. — Корифан закуривает, сдвигает шапку на затылок и продолжает: — Ну, что остается? Зимовать? Вася Джеламан, Вовки Джеламана брат, загрустил: кепом он у нас был. Рыбак он нельзя сказать чтобы уж очень, а моряк лихой. Подхожу к нему и говорю: «Вася, давай через косу в устьях перепрыгнем?» — «Ты остряк, — говорит он, — у нас ни крыльев, ни колес нету». — «Зато бары в устьях есть. На баре перескочим». — «А как гробанёмся?» — «Ну, тогда давай зимовать здесь».

В общем, собрал я всю толпу, решаем… Боятся парни. Как я ни уговаривал — никак. Потом ко мне Миша Битков присоединился, потом Будник, потом Жора Дисансир. Уломали толпу.

— Ну вот, — продолжает Корифан, — задраили мы люки, трюм укутали двумя брезентами и досками зашили… все закрепили по-штормовому.

Выскочили из Ложных — дурачки ходят выше сейнера, на палубу не моги. У многих поджилки затряслись. Вася уже хотел назад ворочать, а я ему: «Вася, да что ты, не моряк, что ли?»

Подходим к устьям — в рот пароход! Печенки вниз лезут, что-то страшное, а я Васе: «Вася, что ты, не моряк, что ли?» Парни ноют, кричат: «Давай назад». Но Вася настоящий моряк: вылез на верхний мостик, сорвал с себя шапку, куртку, вцепился в рулевую баранку, подгадал под бар и врубил аварийный ход.

И — есть! Врезались в косу. Что творилось! Парни вцепились в поручни на верхнем мостике и сжались. А Вася шурует баранкой, чтоб лагом не повалило — если бы лагом, то все, перевернуло бы. А бары идут… один… другой… пятый… и все под корму: бух, бух, бух! Молодец Вася, удержал сейнер. И перевалило через косу.

И вот мы в речке, а тут как в стакане. Подходим к причалу, все глаза выкатили. «Вы как попали?» — спрашивают. «На колесах», — отвечаем. Капитан флота подходит к Васе: «Отбираю на год диплом, молись богу, что я добрый, а то бы под суд пошел».

— Ты коком был? — спрашивают у Корифана.

— Коком. Пять тысяч мисок за путину перемыл.

— Считал.

— Восемь человек, три или четыре раза за день каждый чифанит, тридцать мисок за сутки, за месяц — девятьсот, за шесть месяцев…

— Говорят, у вас на «Спутнике» плохо со снюрневодами было.

— Да нет… но один раз разорвались так, что одни прожилины вытащили, кутец вообще на грунте остался. Заскочили в Маркеловку, парни даже смотреть невод не стали, крышка, мол, в колхоз за новым идти. Напоил я их чаем, и попадали они как мертвые. Я посуду перемыл, вышел на площадку — на площадке от невода одни клочья лежат. Да-а. А ночка лунная. Дай, думаю, попробую, может, что сделаю. Вытащил невод на берег, разостлал по берегу, принес дели, давай кроить да размечать клинья, вставки, новые плахи.

— Один? — спрашивают.

— Сначала один, потом Жора проснулся, увидел, присоединился ко мне. Утром парни проснулись, неводок готов.

Но самое большое удовольствие для Корифана встретиться с корешами, с кем приходилось рыбачить. Вот тут-то уж начнутся воспоминания, вот тут-то уж и он преображается.

А самое плохое настроение у него, когда разговор коснется врачей. Здесь Корифан морщится, и самые отборные комплименты достаются медицине.

— В Оссоре меня тогда Мережковский поймал.

— Он специально, наверно, ездил в Оссору, чтобы прихватить тебя? — спросит кто-нибудь из слушателей.

— Ну. Ждал. Мы же опосля вместе с ним в колхоз на «Мегафоне» возвращались: после того, как забрал он у меня медицинскую книжку. Эх, черт! Написал в книжке: «На море работать воспрещается» и сказал мне: «Не моряк ты»! Ну, я ему тогда удружил. Когда шли на «Мегафоне», шторм прихватил. Захожу в кубрик, он свесился с койки, травит в ведро, синий весь. «Воды, воды…» — кричит. Я взял стакан водки и сунул ему — у него из всех дыр полетело. «Ну, спрашиваю, кто из нас моряк?»

Миша Хан агитирует Корифана перейти работать в механический цех, а он вот… концы таскает.

Когда у нас главбухом был Андрунь, парни, собираясь в контору, чтобы «выработать» аванс — мало ли в рыбацкой жизни аварийных случаев бывает? — совещались примерно так:

— К Нине Павловне надо, — говорил один другому. — Если в колхозной кассе денег нету, в кассе взаимопомощи возьмет.

— Только к Нине Павловне, — соглашался другой. — К Андруню бесполезно.

К Андруню действительно бесполезно было ходить. Он, бывало, сморщит физиономию в плаксиво озабоченной гримасе и скажет:

— Да что мне твое заявление? Денег — нету. — И хоть из пушки стреляй.

Покойничек Павел Семенович Мельников как-то жаловался:

— Ведь, ангел мой! Ведь, тудыт… твою мать! Ведь чего ей надо? Пурга метет такая, что собаки воют, а она: «Вези да вези… рыбакам деньги нужны». А я, старый дурак, согласился, повез, и чуть не замерзли. А она, ангел мой, ведь баба, много ли ей надо? Бабское ли это дело в яме в пургу отсиживаться? Могла бы день-другой подождать. Чаевала бы да чаевала в Оссоре. Дак нет же…

Уж на что Граф капитан из капитанов, которому всякий шторм не шторм, и то:

— Если бы не Нина Павловна, не вышел бы из Оссоры. На траверсе Орлиной еле выгреблись.

Кстати, в этот рейс она ничего не ела — в кубрике стоять нельзя было, — лежала на койке, мешок с рыбацкой зарплатой в ногах.

Сейчас она работает главбухом. Но среди рыбаков поговорка сохранилась. Как кто сядет на мель, сразу:

— К Нине Павловне надо.

— Только к ней.

Страх стоял перед заваленным книгами столом и, подперев ладонью бок и вензелем выгнув ногу, смотрел в угол. На лице его застыло примерно такое: плевал я на всех на них.

Светка, откинувшись в кресле, чистенькая, элегантная, искристая, как всегда, впрочем: кофточка как из мыльных хлопьев, расклешенные брючки, перламутровые туфельки, — Страховы сапожищи рядом с ее туфельками выглядели списанными паровозами, — поблескивающей пилочкой подправляла ноготки. Прическа «гаврош», глаза — летящие чайки, сапфировые сережки. Обходной листок Страха лежал перед ней.

— И куда ж ты теперь, Коля?

— Как куда? — поднял брови Страх. — На материк. Там у нас, в Вологде, работы найдется.

— Плоты таскать.

— Можно и на пассажирах. Сутки отмолотил, двое дома… Грибы, ягоды и все такое… Квартиру там дают, да и у тещи целый дом, пятый год ждет. А работы там… в прошлом году в отпуске заходил к капитану флота — с руками и ногами берет.

— Экскурсантов да отдыхающих, значит, по речке катать?

— Хоть бы и отдыхающих. А пароходики там… беленькие, чистенькие, на подводных крыльях.

— Как самолеты, значит.

— Ну. Да и дети на глазах. Сама, Света, понимаешь, детей воспитывать надо, уже большие. Глаз да глаз надо. А у нас тут? По полгода дома не бываешь. А там каждый день дома. Ни штормов тебе, ни холодов. Ну, подпиши. — Он еще ближе пододвинул ей обходной листок.