Лилли Промет - Девушки с неба

Председатель велел отвезти аптекаршу и дал ей в дорогу свой тулуп.

Лиили ехала закрыв глаза, словно спящая кошка. Розовые поля снега сверкали вокруг. Лиили вдыхала запах тающего снега, езда доставляла ей большое удовольствие, и она успокоилась. Все сомнения и неуверенность, все колебания исчезли. Она повернулась к возчику и спросила:

— А нельзя ли быстрей?

Так и получилось, что, когда наступило утро, Лиили вошла в дом.

— Доброе утро!

Словно она только что вернулась из хлебной лавки. Ванда посмотрела на нее добрыми глазами и, взяв с полки четвертую миску, стала делить кашу.

— Это тебе, Гуннар, — она протянула миску сыну в постель. — Ром, может быть, ты перестанешь возиться с часами?

— Да! — И свекор протянул руку за своей долей.

— Это тебе, Лиили, — сказала Ванда.

Все было знакомо — миски, порции каши, постоянный порядок раздачи. Гуннар ел в постели, и Ванда мягко улыбалась. «Тут ничего не изменилось», — подумала Лиили. Днем они с Гуннаром были на кладбище. Все могилы еще под снегом, и они промочили ноги. Лиили не могла точно сказать, где могила ее ребенка, — и они повернули домой. Нужно было ждать, пока сойдет снег.

— У нас могли быть еще дочери, — сказала Лиили, глубоко вдыхая сочный запах оттепели. Что-то напоминало приятный запах вспаханной земли, но дышать было тяжело. Гуннар неопределенно усмехнулся, это не могло быть ответом. До дома они не сказали ни слова, не о чем было говорить. Только у двери Гуннар сказал:

— Настоящая весна.

И Лиили ответила:

— Да.

Она предложила помочь свекрови по хозяйству, но Ванда отказалась, доброжелательно ворча:

— Почистить пару картошек нетрудно, не стоит из-за этого пачкать руки!

Ванда уселась на маленькую скамеечку, с одной стороны корзина с картофелем, с другой — тазик с водой, работала и время от времени поднимала глаза и улыбалась сыну и невестке.

— Хочешь что-нибудь почитать? — спросил Гуннар и предложил жене книги. Лиили хотелось бы постирать белье, вымыть пол, петь, лежать, положив голову на грудь Гуннара! Но она сидела, завороженная улыбкой Ванды. Она взяла предложенную книгу и стала читать, не понимая ни одной строчки, ни одного слова.

Теперь, когда Роману Ситска не в кого было влюбляться и некому было влюбляться в него, он даже дома чувствовал себя покинутым. И однажды он торжественно произнес:

— Я нанялся на работу!

— Ну? — удивилась Ванда. Но поскольку она больше ничего не спрашивала, Ром объявил:

— Буду кладовщиком.

— И ты не боишься ответственности? — кольнул Гуннар.

— Ерунда! — махнул отец рукой.

Вечером, после чаепития, Ванда, как всегда, стала читать своему сыну вслух. К этому Гуннар привык с детства. В вечерние часы мать и сын принадлежали друг другу. Ром и Лиили были предоставлены самим себе, могли слушать, могли делать, что им нравилось. Лиили пошла к Татьяне Лесковой.

Свекор проводил ее до конца деревни, грустно вздохнул и безучастно поплелся обратно. Ему было скучно. Дома он подсел поближе к огню, вынул из кармана жилета часы, приложил к уху, послушал и потом начал разбирать их.

Теперь уже никуда нельзя было пройти по сухому, а крыльцо буквально утопало в талой воде. Ночью на дороге, где грязный снег перемешался с глиной, замерзали лошадиные следы, а по утрам солнце снова растапливало тоненький ледяной покров, и земля превращалась в бескрайнее голубое море.

В одно такое свежее ветреное утро, в нежных утренних сумерках, Лиили бодро встала, умылась, убрала зубную щетку, мыльницу, свое полотенце, ночную рубашку и другие мелочи в чемодан и сказала:

— Ну так. Я должна ехать.

— Куда? — обреченно спросил Гуннар, словно угадывая мысли Лиили.

— Обратно.

— Как, — испуганно воскликнула Ванда, — разве вы не вернулись насовсем?

— Нет.

— Зачем же вы вообще приехали?

— Вас навестить. И на могилу к дочке, — ответила Лиили.

— Тебя здесь больше ничто не удерживает? — спросил Гуннар с легким волнением и тревогой. Лиили покачала головой.

— Будь здоров, Гуннар! — она просто и уверенно пожала мужу руку.

Она не разрешила проводить себя, сказала, что чемодан легкий.

— Как же ты по такой дороге доберешься до места?

— Доберусь, — беззаботно улыбалась Лиили. — Пешком дойду, если нельзя на лошади.

Гуннар, освещенный солнцем, стоял в дверях и смотрел ей вслед. Ванда вышла из сумрака комнаты и сказала с упреком:

— Почему ты ее отпустил? Почему ты ее не удержал?

Гуннар упрямо смотрел на быстро удаляющуюся по дороге женщину, которая становилась все меньше.

— Разве ты ее больше не любишь?

«Помолчала бы!» — думал Гуннар о матери. Самый терпеливый человек, наверное, тот, кто способен обуздать свою ярость! Но зачем вообще злиться? Действительно, зачем? Все так и должно было случиться… И Гуннар сказал:

— Такой любви ей мало. Я должен был уйти вместе с ней.

— Почему же ты не пошел? — спросила мать осторожно и неуверенно.

— Теперь уже поздно, — сказал Гуннар и вошел в комнату. — Она хочет жить по-другому. Я плохой муж.

— Ты говоришь так, словно я во всем виновата! — Ванда громко разрыдалась.

У Гуннара было тяжело на душе. Но душу можно лечить, как и тело, она также должна поддаваться лечению, утешала себя Ванда и чувствовала от этого некоторое облегчение.

А Лиили, опьяненная весной, солнцем, журчанием тысяч ручейков, легко шагала по воде в Новый Такмак. Жизнь теперь не казалась ей одним только мученьем, каждый день мог принести радость и удовлетворение!

Но эти дни Лиили хотелось прожить иначе, чем до сих пор. Земля не вращается вокруг нее одной — это она теперь понимала. Лиили смотрела под ноги, на искрящийся снег и думала о делах, которые ждали ее. У нее было такое же решительное настроение, как у женщины, которая долго откладывала и наконец решилась произвести генеральную уборку. Лиили не терпелось поскорее добраться до места.

Перейдя через реку, Лиили на секунду поставила чемодан, чтобы передохнуть. Новый Такмак весь был в мареве, еще заснеженное поле заречья слепило глаза. Здесь, на этом месте, Лутсар командовал зимой учебным сражением, и Лиили уступила дорогу поющим колоннам. Там были и женщины в лаптях, в ватниках, с деревянными ружьями на плечах, с лопатами, с гранатами за поясом. Лутсар поднял руку к козырьку и щелкнул каблуками. Глаза у него были пустые…

Погибнуть здесь, в двух шагах от дороги, на поле игрушечного сражения, в игрушечном окопе, вдалеке от настоящей войны и борьбы — какая ирония судьбы! Как мало надо для того, чтобы сбиться с пути! Иногда только два шага…

Лиили подняла чемодан и пошла дальше к деревне, видневшейся за дрожащим маревом.

Деревья все еще стояли обнаженные, и кустарники все еще просвечивали насквозь, и прошлогодняя трава еще покрывала землю, как седые волосы. Но уже была весна, и люди жадно вдыхали теплый свежий ветер и, как всегда весной, томились в ожидании чего-то необычайного.