Григорий Медведев - Миг жизни

И никто слова против этого не сказал. Кучерганов же оправдал доверие, оплатил его высококвалифицированной работой слесаря-универсала, без умных рук и таланта которого даже современная атомная электростанция обойтись никак не может.

И вот теперь Кучерганов мысленно прощался со своей мастерской, хотя работал по-прежнему все так же интенсивно и качественно.

Однако в облике его товарищи заметили некоторую перемену. Обычно всегда по-деловому собранный, энергичный, весь в деле, он сейчас стал задумчив, как бы потух. В живых серых глазах его появилась тень озабоченности и печали.

Тяжкая внутренняя работа по отчуждению души от любимого дела давалась нелегко…

Даже Щепетильников, человек очень занятой и углубленный в раздумья, заметил как-то, проходя мимо, перемену в Кучерганове, быстро и пытливо «прощупал» слесаря своими цепкими черными глазками, ничего не сказал, но мысленно пометил себе, что «Васю надо вызвать и поговорить по душам».

И все же, сколь убедительно ни уговаривал сам себя Кучерганов, оправдать до конца принятое решение все-таки не мог.

Все ему казалось, что, отстранившись от работы, от привычного круга забот и дел, он окажется в пустоте. От мысли этой становилось страшно.

В такие минуты он порою воображал себя стоящим на краю высокого крутого обрыва. Неосторожный шаг — и он уже летит в пропасть… И летящим в пропасть себя представлял. Это было как сон. То ему казалось, что впереди смерть. То вдруг являлась надежда, что у пропасти тоже есть дно. И что, мягко достигнув его, он вновь окажется на земле. А там уж умелым рукам и думающей голове дело найдется…

Но мысленно он вновь и вновь все чаще возвращался к детям. Они самое главное, что есть у него. И он хочет, он должен их вырастить. Это беспокойное чувство овладело им и стало стержневым в душе.

И, словно пытаясь лишний раз подчеркнуть для себя правильность своего решения, Кучерганов подошел к окну, задрал лавсановую куртку и потрогал рукой операционный шов, пересекший мускулистый живот от ложечки до пупка.

Шов был твердый, горячий на ощупь, голубоватого цвета. Пальцы ощущали его чуть выступающий плотный валик.

«Будто усиление сварного шва», — с усмешкой подумал Кучерганов и надавил на уплотнение ногтем.

Боль была поверхностной, очень тонкой и острой.

Кучерганов никому не говорил об операции, которая прошла еще в Сибири. Больше того — стеснялся своей слабости, то есть болезни. И о смерти возможной думал с чувством стыда. Ведь смерть — это слабость. Самая большая и непоправимая слабость человека…

Дома он иногда с горестным чувством говорил жене:

— Слабый у меня живот, Раюха… Обидно…

— Да какой же он у тебя слабый! — горячо восклицала она. — Глядь, сколько дел переворотил! Один за десятерых работаешь. На все руки мастер. Другие жизнью за это расплачиваются, а ты…

Словом, болезнь свою Кучерганов не любил и старался, чтобы другие не знали о его недуге. А на медкомиссиях, которые регулярно проводились раз в год, старался не ходить, а уж если заставляли, на вопросы об операции отвечал неохотно и даже пытался что-то придумать насчет какой-то там травмы…

Кое-кто из товарищей, может, и знал о его болезни, да, наверное, забыл. Дело все же давнее, и кому это надо носить в голове такое…

А в представлении большинства, и директора Щепетильникова в том числе, Василий Кучерганов был человек здоровый и донельзя нужный.

Атомная электростанция в это время хотя и работала, производя электроэнергию, но во всех службах полным ходом шла уже подготовка к планово-предупредительному ремонту.

Была, кстати, неполадка и в самом реакторе, которую собирались устранить в этот же период.

Кучерганов тоже усиленно готовился к предстоящим делам. Он придумал и изготовил специальное приспособление, или, как он говорил, приспособу, с помощью которой собирался устранить неполадку.

Сам же себе Кучерганов сказал, что это его последнее участие в ремонтных работах и после их завершения он покинет электростанцию.

Неполадка в атомном реакторе, которую предстояло устранить, была особая, характерная для кипящих ядерных активных зон.

Уровень воды в таком реакторе находился в самом корпусе. Вода в атомной активной зоне кипела. Пар прямо из реактора через сепарирующие устройства направлялся на турбину.

Но кроме пара в активной зоне из-за радиолиза воды и взаимодействия пара с циркониевыми сплавами получалась еще и гремучая смесь, которая в некоторых случаях взрывалась, или, как говорили эксплуатационники, «давала хлопки».

Случилось так, что во время работы реактора сгорел электродвигатель привода, который перемещал один из стержней, поглощающих нейтроны. Такие стержни использовались для регулирования мощности реактора.

Поскольку электродвигатель сгорел, защита обесточила его по превышению нагрузки. Эксплуатационники, в свою очередь, отсоединили штепсельный разъем и прекратили подачу охлаждающей воды на этот привод.

Но Природа, как говорится, не любит пустоты.

В полостях электродвигателя и привода каким-то хитрым образом скопилась гремучая смесь. Операторы, правда, считали, что она будет сильно разбавлена паром и потому ничего страшного не произойдет.

Однако они ошиблись. Произошел «хлопок». Корпус электродвигателя вздуло бочонком, штанги привода покорежило. Это означало, что регулирующий стержень застрял теперь в верхнем положении, а, стало быть, реактор нельзя будет остановить.

Но реактор все же остановили.

К этому времени научились использовать для таких целей обыкновенную борную кислоту, которую применяют, например, для промывания глаз.

Концентрацию раствора кислоты в реакторе довели до тридцати граммов на литр и тем самым скомпенсировали отсутствие в активной зоне зависшего в верхнем положении регулирующего стержня.

Элемент бор, входящий в состав такой кислоты, обладает высокой способностью захватывать нейтроны и отлично справляется с задачами регулирования.

Правда, регулятор этот жидкий, концентрация бора в непредвиденных случаях может аварийно снизиться. И поэтому потенциально возможен разгон атомного реактора на мгновенных нейтронах с резким подъемом давления, а при вскрытом аппарате — к выбросу активности в центральный зал.

Как раз в этот период начала ремонта Щепетильников и вызвал Кучерганова к себе.

Перемена в Кучерганове, замеченная им недавно, обеспокоила его. Он хотел скорее выяснить, в чем дело, и восстановить душевное равновесие своего лучшего рабочего, от которого во многом зависел успех ремонтных операций.

Кучерганов вошел к директору электростанции свободно, с достоинством, высоко держа голову.