Григорий Медведев - Миг жизни

Наконец все было сделано. «Здоровые» приводы извлекли из реактора, и остался один поврежденный, который никак не поддавался.

А крышку реактора надо было с корпуса снимать, потому что предстояла еще перегрузка атомной активной зоны.

Но как снимешь ее, если она через покореженный взрывом привод соединена с высокорадиоактивным регулирующим стержнем?

Думали-гадали…

Уровень борированной воды в реакторе подняли до самого фланца, так что над атомной зоной, имевшей активность ядерного взрыва, образовался семиметровый слой водяной защиты.

Зацепили крышку реактора краном и начали очень медленный подъем.

И хотя контроль этой операции производили начальник смены атомной станции и старший мастер реакторного зала, но Кучерганов тоже надел пластикатовый комбинезон и, захватив с собой мощный ручной фонарь, спустился вниз, в надреакторную шахту.

Внушительная, четырехметрового диаметра, крышка реактора, имевшая конфигурацию толстой круглой шайбы с полусферой внутри, из которой торчала целая батарея нержавеющих толстых труб-чехлов, была подвешена на траверсе двухсоттонного мостового крана, блестела в свете ртутных ламп и со стороны напоминала многоствольный миномет.

Зазор между нижним срезом крышки реактора и фланцем корпуса достиг уже полуметра.

Кучерганов, вспоминавший беседу с директором, ходил по дну шахты, привыкая к острому запаху пластикатовой одежды, стальной облицовки стен и пола и еще к особому утробному запаху радиоактивного железа, которым веяло из нутра вскрытого реактора.

Он посвечивал фонарем сквозь частокол торчащих из фланца корпуса толстых шпилек, с которых еще не сошла крышка.

В створе луча виднелись темно-коричневая от коррозионного налета внутренняя поверхность ее и такого же цвета покореженный взрывом привод регулирующего стержня, влажно блестевший и казавшийся лакированным.

Уровень воды в корпусе был вровень с фланцем, и в свете фонаря было видно, как его слегка рябило слабым сквознячком.

«Вот ведь как получается, Владимир Анатольевич, — мысленно обратился к директору Кучерганов, — не могу я так просто от вас уйти. Очень много вы мне добра сделали. И хотя я работал не за страх, а за совесть, все равно ваша доброта больше стоит… Вот ведь какое дело получается, — с улыбкой думал Кучерганов, — Выходит, что ниточка добра крепче связывает людей, чем веревки зла…»

В это время подошел лаборант-химик и пластмассовой колбой, привязанной на шпагате, отобрал пробу воды из корпуса реактора.

Вслед за ним подошел начальник смены атомной электростанции, высокий, грузный человек в белом лавсановом костюме и пластикатовых чунях, с выражением крайней озабоченности на жирноватом лице.

— Какая концентрация бора в воде? — спросил он химика.

— Час назад было тридцать два грамма на литр…

— Прошу тебя побыстрее оценить концентрацию в этой пробе, — он кивнул на пластмассовую колбу, — и доложить мне. — И, помолчав, добавил: — Я хочу, чтобы ты понял: без твоих данных мы не будем производить дальнейший подъем крышки. Ведь за нею тянется регулирующий стержень, высвобождая дополнительную реактивность, и может начаться разгон на мгновенных нейтронах. Ты понял меня? Анализ проведите тщательнейшим образом.

Химик утвердительно кивнул и поспешил в лабораторию. А начальник смены обратился к Кучерганову:

— Что-нибудь придумал, Василь? Сам видишь, дело швабра…

Кучерганов улыбнулся:

— Ничего… Что-нибудь придумаем.

— А я, например, совсем в тупике. — сказал начальник смены. — Понимаешь, в моей практике подобного случая никогда не было. Ни у кого не было.

— Не было и такого реактора, — тихо сказал Кучерганов. — Но погоди, пройдет время, наберетесь опыта, и все будет путем.

— Ведь, понимаешь, какая штука, — продолжал начальник смены, — можно бы, конечно, выдернуть крышку вместе с приводом и регулирующей кассетой. Но ведь его там наверняка загнуло нижним концом, уперло в чехол кассеты. Так недолго порвать и оболочки топливных элементов… А это уж совсем плохо. Не отмоемся мы тогда с тобой от радиоактивной грязи.

— Попробуйте подтянуть крышку еще немного вверх, — задумчиво сказал Кучерганов. — Так, чтобы зазор до метра увеличить. Сможете? — А сам подумал: «Ну разве годится оставлять вас, Владимир Анатольевич, когда крышка реактора в таком вот подвешенном положении? Нет, не годится. Кучерганов такого допустить никак не может…»

— Будем стараться, Василь, — сказал начальник смены АЭС, недоверчиво поглядывая на слесаря.

— И штук восемь шпилек выверните из корпуса. Вот здесь, — добавил Кучерганов, показав рукой, где надо сделать.

— Сделаем, Василь, все, как ты сказал, — ответил начальник смены и двинулся в обход по периметру крышки реактора, то и дело наклоняясь и заглядывая в зазор.

А Кучерганов знал уже, что будет делать. У него даже полегчало от этого на душе. Конечно, он не обольщался мыслью, что без него не обошлись бы в этой ситуации. Более того, он был даже уверен, что рано или поздно что-нибудь остроумное придумают и без него. Но все же… Он придумал первый, и его право сделать эту работу и снять груз долга с души.

Да, работа будет нелегкой и даже опасной. В реакторе высокая радиоактивность. Но разве легко творить доброту на земле? Разве легко делать людям хорошее, когда в ответ они зачастую отплачивают неблагодарностью?

Нет, нелегко… И благодарность его потому должна быть глубокой и полновесной.

Кучерганов поднялся к себе, набросал чертеж. Несколько раз возвращался в надреакторную шахту. Делал повторные замеры, проверяя себя.

Через сутки с удовлетворением увидел, что восемь шпилек вывернуты из фланца корпуса реактора и аккуратно сложены в стороне, а зазор между корпусом реактора и крышкой возрос до метра.

Дальше, видимо, поднимать не решались, и крышка как дамоклов меч зависла на траверсе. Поднимешь выше — можно повредить атомную активную зону или разогнаться на мгновенных нейтронах, опустишь вниз — тоже можно повредить зону. И так и так плохо…

Крышка продолжала висеть, мозоля всем глаза.

А Кучерганов торопился. Да, он хотел, чтобы все было по чести, чтобы душа не болела от мысли, что он ушел, не отблагодарив как следует хорошего человека. Да и ход событий, само дело требовали того же.

Он все вымерял, перепроверял замеры и, наконец, вычертил окончательный эскиз и согласовал его с главным инженером АЭС, которому идея Кучерганова очень понравилась.

Получив «добро», он сделал разметку, вырезал из полуторамиллиметрового нержавеющего листа заготовки и аргонодуговой сваркой сварил аккуратную клинообразную люльку с жестокими крюками-зацепами с одной стороны и выносной плоской консолью-бруствером с другой.