Иосиф Келлер - Суровые дни

— Зачем? — Таганцев потеребил густую шевелюру. — Вначале так, для отдыха. А потом… — Он посмотрел из-под лохматых бровей на собеседника. — Вряд ли вы поймете…

— Я не бездушный сухарь. Меня восхищает ваше благородное стремление служить человечеству.

— Насчет человечества больно пышно. Все гораздо проще.

— Ваши записи, — Ольшванг погладил тяжелую папку, — превратятся в заводы, шахты, нефтяные вышки. В пустыне появятся железные дороги, города, электричество. Вы об э́том думали ночами возле костра?

— Да, я рисовал примерно такую же картину.

— Почему же вы упрямитесь? Драгоценные записи лежат в бездействии! Что толкает вас на подобное, не побоюсь резкого слова, преступление?

Таганцев молчал, опустив голову. С первого дня знакомства с Ольшвангом все ему в этом человеке не нравилось, даже больше — раздражало, вызывало на грубость, но сказать, что именно, Таганцев не мог. А сейчас вдруг появилось иное чувство — доброжелательства: ведь Ольшванг взволнованно говорил те же слова, с которыми он сам не раз мысленно обращался к сановным бюрократам. Ведь его записи открывали широкие перспективы превращения дикой глухомани в промышленный район, освобождавший Россию от ввоза из-за границы ценного сырья.

А вкрадчивый голос искушал сильней и сильней.

В Нью-Йорке создан «Уральский банк». Неограниченные средства… Сам Рокфеллер… Новейшие машины… Крупнейшие ученые… И во главе огромного предприятия инженер Таганцев! А он, потеряв надежду, забросил записи. Теперь все зависит не от кого-нибудь, а от него. Только от него самого.

— Мы не торопили вас. Ждали ответа… Но время — дорог каждый час. Решайте! — патетически воскликнул Ольшванг. — Судьба записей в ваших руках!

В это время Таганцеву послышалось: в Асиной комнате кто-то кашлял. Таганцев прислушался. Непонятно! Аси нет дома, кто же в ее комнате? И как проникли туда? Ключ в кармане тужурки. Ася сама положила. Какая-то чертовщина!

— Одну минуту.

Таганцев подошел к двери и, открыв ее, вошел в Асину комнату.

…Сергей внимательно слушал разговор Таганцева с его гостем. Слышны были их голоса. Иногда шаги. Звуки отодвигаемого стула. Сергей будто видел сквозь закрытую дверь двух собеседников и мысленно старался внушить Таганцеву не поддаваться на уговоры и посулы. Был даже момент, когда Сергей, не сдержавшись, встал и шагнул к двери. Бормотов схватил его плечо и крепко сжал, но тут же закашлял.

Таганцев готов был к любой неожиданности, но только не к этой. Увидеть в Асиной комнате Сергея и рядом незнакомого человека, прижимавшего платок ко рту и старавшегося побороть приступ сухого кашля? Не сказав ни слова, Таганцев вернулся в гостиную.

— Асины сослуживцы, — Таганцев налил в стакан воды из графина.

— Осторожней: свирепствует испанка, не заразитесь! — сказал Ольшванг.

Таганцев взглянул в сторону Асиной комнаты. Почему Ася ничего не сказала, что к ней пришли? Какие у нее дела со странным Сережиным приятелем? У Аси тайна? Она скрывает ее даже от него? И, отвечая больше не Ольшвангу, а себе, стараясь побороть тревожное беспокойство, ответил:

— По всей вероятности, хронический бронхит. Простите, я сейчас.

Передавая стакан Сергею, Таганцев спросил свистящим шепотом:

— Что сие значит?

— После, — зашептал Сергей. — Главное Ольшванг! Он такой же Ольшванг, как я китайский богдыхан.

— Шпион высшей марки, — с трудом произнес Бормотов.

— Держите ухо востро! — добавил Сергей.

Таганцев старательно прикрыл за собой дверь. Ольшванг все так же сидел у стола. Притворяется или действительно ничего не заметил? Не зря так антипатичен этот иностранный гусь, очаровавший местных дам. Да и сам он чуть не раскис… Поддался гипнотическим чарам авантюриста с холодными, словно пустыми, глазами. Пора кончать и без того затянувшийся разговор.

— Благодарствую, но подожду. Все, что вы так красочно описали, сделают своими, русскими руками.

— Россия не просуществует без иностранного капитала.

— Просуществует! — Таганцев хлопнул ладонью по папке. — Да, да!

Ольшванг криво улыбнулся. Что происходит с Таганцевым? Будто подменили. Казалось, обработан — и вот тебе неожиданная метаморфоза. Какая муха его укусила?

— Теоретически просуществует. А практически? На деле?

— Практически? Поглядите на большевиков! — не сдержался Таганцев.

— Большевиков? — рассмеялся Ольшванг. — То-то у них вместо электричества горят коптилки, а квартиры отапливаются «буржуйками»!

Таганцев не хотел продолжать спор. Чем скорей уйдет этот субъект, тем лучше. И стал молча перевязывать папку шнурком. Ольшванг с досады чуть было не выругался. Сумасбродный старик по-прежнему упорствует. Но отступать нельзя. Слишком прозрачно намекнул мистер Гаррис, какие неприятности вызовет неудача с записками Таганцева. Что ж, поговорим с ним по-другому!

— Напомню о вашем дерзком письме генералу Пепеляеву.

— Разве запрещено высказывать собственное мнение?

— Предупреждаю: в местной газете «Освобожденная Россия» набрана статья. В ней фигурирует фамилия Таганцева.

Что за чертовщина? И Ляхин тоже говорил про какую-то газетную статью.

— В этой статье, написанной самим редактором, есть такая фраза. — Ольшванг сделал паузу, а затем, задрав вверх свою тяжелую челюсть, продолжал: — «Сколько сребреников получил от большевиков инженер Таганцев за то, что выполняет их гнусные поручения?» Завтра это прочтет весь город.

— Какая низость! — воскликнул Таганцев. — Я сделал все, чтобы помешать вывезти заводское оборудование, и нате — благодарность! Тридцать сребреников! А то, что меня могли большевики расстрелять?

Ольшванг доволен. Теперь Таганцев на крючке! Не вывернется!

— Я упросил редактора задержать статью. Хотите, она не появится, исчезнет, будто ее и не было? А? Достаточно позвонить в редакцию и…

Таганцев обрадовался. Телефон в кабинете. Но господин Ольшванг не торопился. Он вынул из бумажника заранее заготовленную бумагу.

— Услуга за услугу. Нужно ваше согласие продать записки. — Ольшванг протянул Таганцеву бумагу. Тот взял ее.

— Вы предусмотрительный человек, — усмехнулся Таганцев. — Все по пунктам, параграфам… Ловко… Поставить подпись — и сделка совершена.

Ольшванг достал вечное перо:

— Прошу!

Таганцев посмотрел на Ольшванга. Увидел, как радостно блестят его глаза, и, взяв ручку, написал несколько слов.

Победа! Ольшванг жадно схватил бумагу. Но что это? Поперек размашисто написано три раза: «Нет! Нет! Нет!» Ольшванг яростно взглянул на Таганцева. Инженер улыбался. Ольшванг яростно скомкал ненужную бумагу.

— Статья только начало, — угрожающе прошипел он.

— Совестью не торгую. Разрешите проводить! — И Таганцев открыл дверь в прихожую.