Николай Романов - После отбоя

Магидов поднялся и вышел из зала. Это была не только демонстрация. Он долго сидел у телефона в соседней комнате, названивал в главк. Вернулся в президиум, когда заканчивал выступление последний оратор. Таранов отвел Магидову десять минут на заключение.

Андрея Ефимовича не узнать. С него сошла тень полемического запала, голос спокойный, уверенный. Он сообщил, сколько и каких материалов запланировано или уже занаряжено тресту, субподрядным организациям сверх того, что было обещано на третий квартал, сроки их доставки расписаны по месяцам до конца текущего года.

— Одним словом, главк дает зеленую улицу встречному плану. Теперь дело за нами, товарищи!

Комитеты комсомола треста и строительных управлений, штаб развили бурную деятельность: за один день на пусковом корпусе, в бытовках, коридорах управлений, на въездных воротах запламенели призывы: «Даешь встречный!», «Комсомольцы — вперед!», «Двадцать процентов — в подарок государству!», «Пятая часть корпуса — из сэкономленного материала!», «Дорогу крылатому металлу!». В трестовской газете на первой странице красная шапка: «Все на штурм пускового!» Комсорги вышли на работу с повязками на рукавах, как на праздничную демонстрацию, чем до смерти напугали Митьку-бетонщика, принявшего комсоргов за дружинников.

Андрей Ефимович Магидов, важный, торжественно возбужденный, переходил от одной бригады к другой, подбадривал молодых рабочих: «Молодцы! Так держать!» Когда подошел к монтажникам стеновых панелей девятого строительного управления, сразу выскочил вперед Вараксин и начал строчить, что все идет с опережением сетевого графика, в управлении образовались излишки людей, которые будут переброшены на другие участки в соответствии с указанием главного инженера. Иванчишин грубовато оттеснил его, заявил:

— Лишних рабочих у меня нет, а среди монтажников и тем более.

— Потом возместим, — не желая расставаться с приподнятым настроением, пообещал Магидов. А когда остались вдвоем с Иванчишиным, прибавил: — Ты не очень любезен со своим начальником планового отдела. Может, не временно, а совсем забрать его в трест?

— Сделайте одолжение.

— Но предупреждаю: замены пока не будет.

— Обойдемся, — угрюмо согласился Иванчишин.

Через несколько минут после ухода Главного вновь явился Вараксин. Он не мог справиться с сияющей улыбкой. Его одутловатое лицо, казалось, еще больше раздалось в ширину.

— Старина, меня оставили в тресте, — сообщил он. — Кому сдавать дела?

— А они у тебя были?

— Алексей, по старой дружбе: брось этот тон. Я знаю себе цену. И тебе тоже. По мелочам шагал в передовиках, а как дошло дело до ключевых вопросов — остался в обозе. Чего ешь меня своими глазищами? Ну, поцапались и будет. Стройматериалы пойдут тебе по молнии.

Подошел бригадир плотников-бетонщиков Колотов, доложил:

— Половину бригады растащили. Что делать?

— Проследите, чтобы правильно использовались люди. — И добавил: — Вместе с Точкиным.

Колотов мялся, что-то хотел еще сказать и не решался. Иванчишин поторопил:

— Ну?

— Точкин обосновался на кровле, может, списать его из бригады бетонщиков?

— Точкин партгрупорг. Запомните это! — отрезал Иванчишин и пошел в глубь корпуса. Где-то под черепком сверлило: «Эх, Колотов, Колотов, золотые руки. Если бы еще и голова твоя была золотой».

Борису с первого дня понравился бригадир кровельщиков Иван Муромцев, сочетавший высокую требовательность с сердечной заботливостью о своих подчиненных. Ни то, ни другое не бросалось в глаза, потому что было естественно, как бы само собой разумеющееся. Точкин кое-что знал о нем по рассказу Гены Ветрова, а теперь видел и сам. Бригадир старался держать Бориса поближе к себе, незаметно подстраховывая в опасных местах. И по деревянной шаткой лестнице поднимались вместе. На зыбкой площадке четвертого или пятого пролета Муромцев остановил спутника, осведомился:

— Голова не кружится?

— Никак нет! — по-военному ответил Борис.

Вообще, Борис отрубил бы руки тому плотнику, что прилепил к наружной стене корпуса это хлипкое сооружение. В армии такого мастера упрятали бы на гауптвахту, а здесь терпят какого-нибудь новоявленного Митю номер два. Как по этим пьяным ступенькам девчонки лазают? А ведь они уже наверху.

Во второй половине дня, как всегда непрошено, налетел свирепый ветер. Завыли, загудели незаполненные проемы фонаря, запели, как орган, открытые всем ветрам узорные металлические конструкции, венчающие остов корпуса, беспокойнее засигналили стропальщики, требуя, чтобы машинисты башенных кранов учли поправку на ветер, точнее маневрировали длинными стрелами. Бесстрашно, действительно, как цирковые артисты, перебирались по стальным блокам, металлическим распоркам высотники, ветер подхватывал и уносил в сторону пучки искр от их сварки.

Мара перехватила Точкина, подвела к крайней плите, показала рукой на открывшуюся панораму строительства, закричала, стараясь перекрыть шум ветра:

— Посмотри, посмотри на это величественное зрелище, на героический труд нашей комсомолии!

Слова Мары не имели бы такого торжественного звучания, если бы сказаны были на собрании, с трибуны, как они звучат здесь, на крыше электролизного корпуса. Так восторженно, наверно, кричали и комсомольцы, перекрывшие кипучие воды Енисея, установившие первую вышку в нефтяном бассейне Самотлора.

Бригадир Муромцев осторожно положил руки на их плечи, потянул назад, а когда все трое оказались в относительной безопасности, ткнул пальцем в их лбы, не надеясь, что они услышат его слова. И тут же вспомнил, как впервые, после окончания средней школы, Мара Сахаркевич появилась в его бригаде: тоненькая, хрупкая, застенчивая. Он рассказал ей о трудной и опасной работе кровельщиков, она доверительно улыбнулась и еще настойчивее повторила:

— Только кровельщицей. У вас в бригаде работают четыре девушки, я буду пятой.

«Кто бы тогда поверил, что из этой хрупкой девчушки за два года вырастет отличный специалист и подлинный комсомольский вожак, — размышлял Иван. — А за сегодняшнюю выходку я ее все равно отшлепаю». И только вечером, поднимаясь по лестнице в свою квартиру, Муромцев неожиданно подумал: «А шлепать-то придется двоих». Он подметил, что с появлением Бориса Точкина Мара стала возбужденней, бесшабашней, даже забыла про разинутую пасть крыши: сильный порыв ветра — и они могли бы шагнуть в бездну.

…Партгрупорг Точкин явился к начальнику стройуправления один, без бригадира.

— А где Колотов? — спросил Иванчишин.

— Сказал, что будет докладывать отдельно.

— Не договорились?

— Нет, — признался Борис. — Извините, может, я действительно лезу не в свое дело, но мне хочется рассказать не только о бетонщиках, странствуют по корпусу ребята и из других бригад.