Николай Романов - После отбоя

Таранов ждал этого вопроса и все же не решился с ходу говорить управляющему о тревожных днях, переживаемых трестом, начал издалека, как они еще в начале января, по получении производственной программы на текущий год, тщательно выверяли, подсчитывали свои резервы сначала в узком кругу треста, затем подключили к этому делу рабочих, бригадиров, начальников участков, руководство строительных управлений, как горячо обсуждали внесенные предложения на собрании партийного актива, пока не пришли к единому мнению: взять обязательство о перевыполнении производственного плана на два процента. Только Магидов бросил: «Не на два, а на двадцать…»

Павел Иванович подметил недовольство во взгляде собеседника, понял, зачем эти пересказы, будто Семен Иулианович сам не помнил, сколько вложено труда в изыскание резервов для этих двух процентов. И Таранов начал передавать уже скороговоркой, как в середине года поднялась волна о пересмотре принятых обязательств, как на партком давили сверху и снизу, главк пообещал дать почину комсомольцев «зеленую улицу», в городской газете появилась статья «В тресте Алюминстроя глушат инициативу масс».

— Так появился на свет встречный план, — глухо закончил Таранов.

— А после встречного хоть потоп? — болезненно отреагировал Семен Иулианович и поднялся с кресла. — Сняли бы хоть красочные лозунги о штурме корпуса.

— У вас созрело иное решение?

— Одного захода мало для кардинальных решений, но достаточно для грудной боли…

Дни стали короткими, хмурыми, почти целые сутки на крыше и внутри корпуса горели прожекторы. В металлических переплетах каркаса сверкали, как молнии, вспышки сварки, осыпались, будто праздничные фейерверки, разноцветными пучками искр. Казалось, и низкое небо, подсвеченное прожекторами, плавилось. Проходящие по шоссе машины невольно притормаживали, пешеходы замедляли шаг. На противоположном берегу Енисея группами собирались горожане, чтобы посмотреть на необычайное, почти призрачное сооружение, сверкающее ослепительными огнями, укрытое титаническим пологом пылающего неба.

Но это на расстоянии…

Трестовская газета «Крылатый металл» вышла под крупным заголовком на всю первую страницу: «Пусковые — под контроль!» И дальше — тревожная сводка:

«Бетонные работы на нулевом цикле — отставание на восемнадцать дней.

Устройство кровли — отставание на двадцать дней.

Монтаж стеновых панелей — отставание на десять дней.

Общее отставание по пусковому объекту — на тридцать два дня».

Загудели рабочие бытовки, строительные площадки, управленческие коридоры.

Никогда еще в одном корпусе не было такого скопления людей, строительной техники и вдруг… А тут еще произошла авария — в корпус прекратилась подача электроэнергии, наступила гнетущая тишина…

Магидов срочно вызвал Вараксина. Не успел тот зайти, Главный словно обдал его холодным душем.

— Что это такое?! — Он чуть не ткнул газетой в лицо Митрофана. — Что это такое, я спрашиваю?!

— О чем вы? — испуганно спросил Вараксин.

— Ты даже не видел?! — Магидов навис над ним. — Бездарь! Тебе не плановиком, а курьером работать. Читай!

— Позвольте доложить: монтажники действительно задерживают… Нет, не совсем так. Не монтажники, а поставщики задерживают плиты перекрытия. И стеновые панели где-то застряли…

— Об этом должен знать я, а не газета. Кто давал информацию?

— Не знаю. Может быть, диспетчерская?

— Слушай, Вараксин, плановый отдел — это мозговой центр. — Магидов направил указательный палец в лоб Митрофана, словно пистолет. — И в этом центре не должно быть утечки. Понимаешь ли ты, какой ущерб эта газетная сводка нанесла строителям треста?! Коллектив трудно сколотить, зажечь передовой идеей, поднять на штурм, а разложить можно вот такой безответственной писаниной. Немедленно разберись, что это за группа информации подписалась под сводкой, кто давал ей сведения.

Через час Митрофан доложил, что под группой информации скрываются Генрих Юркин, секретарь комитета комсомола треста, и начальник штаба комсомольской стройки Сидоров.

— Иди в штаб, в комитет комсомола, в партком, доказывай, опровергай.

— Лучше бы вам, Андрей Ефимович.

— Трус! — резанул Главный и указал Вараксину на дверь.

Магидов долго не мог успокоиться. Неужели сводка была приурочена к приезду Скирдова? Их вчерашняя беседа была холодной. Управляющий молча выслушал его доклад и бросил ни к чему не обязывающую фразу: «Мне нужно время на акклиматизацию».

Андрей Ефимович хорошо изучил характер Скирдова. Вносимые Главным новаторские предложения по ускорению строительства редко проходили гладко, особенно если они поднимались перед главком. Непременно предостерегающая фраза: «Вопрос нуждается в дополнительной проработке». И уж конечно встречный план подвергнется критике. Открыто взять его под сомнение тяжело, за него все — от комитета комсомола до министерства, но обставить частоколом вопросительных знаков можно самое прогрессивное начинание. Ну что ж, бороться так бороться, как говорится: или грудь в крестах, или голова в кустах…

Главный нечасто заходил в бытовки, но сейчас, подогретый сводкой газеты, решил лично убедиться, что творится на строительных площадках.

Первой на пути попалась бытовка кровельщиков, она была забита рабочими: они сидели у печки, на скамейках, торчали у окна, один даже заснул на полу. При входе Главного никто не поднялся, не изменил позы, будто зашел свой кровельщик. Магидова это еще больше разъярило, он набросился на бригадира Муромцева:

— Бездельники, разгильдяи, пасквилянты! Все работают, а они отсиживаются у печки, а потом дают интервью, на сколько дней отстает бригада. Без крыши нельзя проводить внутренние работы, установку электролизеров, кровельщики превратились в злостных саботажников, срывающих пуск корпуса.

— Вы не имеете права так! — не выдержала Мара.

И Муромцев умудрился, наконец, вставить фразу.

— Монтажники задерживают установку плит перекрытия, кровельщикам нечего делать.

— И на тех, что уложены, не ведутся работы.

— Нельзя каждую плиту в отдельности покрывать асфальтом, это не бутерброды. Что-то не сработало в вашем сетевом графике, товарищ Главный, и вы решили переложить вину на кровельщиков.

У Магидова от ярости перехватило горло. Он распахнул дверь, но забыл пригнуться и стукнулся лбом о притолоку…