Борис Рощин - Открытая дверь

Легко перемахнув через забор, Васька торопливо подошел к боксу и закричал деловито:

— Влево крути, влево! Так, хорошо! Давай смело!

Фургон выехал из бокса, остановился. Дурмашина протянул водителю руку:

— Здорово, Гена!

— Привет!

— Куда собрался?

— В Заорешье.

— Далековато.

— Надо.

— Само собой… А мы в Заготконторе автопогрузчик получили. Вот уговаривают поработать на ем.

— Поработай.

— Соглашусь, наверное. Пить я бросил, можно теперича и опять баранку покрутить.

— Покрути, если охота есть.

— Старый погрузчик, сыплется весь. С деталями беда, сам все доставай. А без бутылки ничего не достать.

— Без бутылки трудно.

— В «Сельхозтехнике» обещали сегодня ребята кое-што по мелочам, бутылка нужна позарез. Я у тебя никогда не просил, Генка, нынче выручай. В понедельник получу, отдам. Сам знаешь, за мной не пропадет.

«Коробейник» помялся немного, но отказать бывшему родственнику не решился:

— Ладно, «маленькую» дам.

— Давай «маленькую», — охотно и радостно согласился Дурмашина, тотчас решив, что для его дела хватит и «маленькой». Ведь сам-то он пить не будет.

Васька так увлекся охотой на «маленькую», что, заполучив ее в руки, едва не распечатал бутылку. Но вовремя спохватился. Сунул ее за пазуху, с чувством пожал «коробейнику» руку и, побожившись еще раз, что непременно и обязательно вернет должок в понедельник, заспешил к родной своей базе.

К базе Дурмашина подошел со стороны старой эстакады. Возле эстакады стоял полувагон, из которого вился легкий папиросный дымок и урчали голоса. Васька взобрался на эстакаду, по-хозяйски протопал в вагон, поздоровался с дружками:

— Привет, убогие!

— А мы, Дурмашина, уже две машины ящиков загрузили, — с легким упреком проговорил в ответ на приветствие Цимус. — Из «Сокола» машины, что со вчерася во дворе остались.

— У тебя пуп развязался от двух машин? — фыркнул на упрек товарища Васька. — Запоздал, значит, дело было. Я, может, с вами скоро вовсе работать не буду…

Все: Цимус, Лешка Локатор, Петька Убогий — смотрели на Дурмашину ожидающе.

Васька пододвинул к двери ящик с картошкой, уселся на него, закурил. Собственно, для этого вот разговора, который предстоит у него сейчас с Лешкой Локатором, и нужна была бутылка. Дурмашина все еще держал «маленькую» за пазухой под мышкой, приберегая напоследок как самый убедительный аргумент своей просьбы к Локатору.

— Хочу я, мужики, на автопогрузчике работать, — Васька решил сразу открыть перед друзьями все карты. — Антоныча уломал, теперича директора Заготконторы на это дело надо свалить. Лешка, помогай! На тебя вся надежда.

Локатор удивленно заморгал на Дурмашину набрякшими воспаленными веками. За последнее время Лешка сильно сдал, постарел. Виски поседели, провалились как-то, отчего уши топорщились еще больше, рот высох, сморщился, стал похож на старушечий. Лешка быстро уставал в работе и пьянел от одного-двух глотков.

— Почему я? — спросил Локатор.

— Попроси директора за меня. Чтобы на автопогрузчик посадил. Он тебя послушает, я знаю, — горячо захрипел Дурмашина.

— Меня? Послушает? — искренне недоумевал Локатор, ничего не понимая. — Почему?

— А как же! Они с твоим батей, сам знаешь, дружками были. Он тебе не откажет, ежели за меня попросишь.

Услышав про отца, Локатор вскинул голову, тусклые безжизненные глаза его мгновенно ожили, взгляд их зазвенел от какого-то внутреннего напряжения и, презрительно полоснув этим взглядом Дурмашину, Лешка ответил:

— Вот еще… Стану я просить. За алкаша.

— А я бросил, завязал! — тотчас откликнулся Дурмашина, нисколько не обижаясь на слова Локатора. — Норму свою жизненную выпил, теперича в рот не возьму. Со вчерашнего дня альтернативу не употребляю, хотя было ее у меня вчерася — завались, — Васька не удержался и слегка приукрасил действительность.

На «волков» заявление Дурмашины впечатления не произвело. Локатор презрительно сплюнул, Цимус фыркнул недоверчиво, и даже Петька Убогий пробормотал что-то неразборчиво-насмешливое.

Настало время для более убедительных аргументов. Дурмашина слегка театральным жестом запустил руку за пазуху, вытащил бутылку и молча поставил ее на пол перед Локатором. Конечно, было бы куда эффектней, извлеки он сейчас из-за пазухи полноценную пол-литровку, но и «маленькая» произвела должное впечатление. Цимус проверещал что-то восторженное.

— Тебе, Лешка! — громко объявил Дурмашина. — Вся твоя. Одному. За мою просьбу.

Глаза Локатора сузились, погасли, под подбородком челноком заходил острый кадык.

— Как, Лешка, попросишь за меня? — спросил Васька, понимая уже, что отказать ему Локатор не сможет.

— Давай, — Локатор протянул руку к бутылке.

— Э нет, погодь! — Дурмашина поспешно схватил «маленькую» и спрятал ее за пазуху. — Айда к директору, получишь после разговора.

— А если не разрешит на погрузчик? — Локатор решил уточнить обстановку. — Тогда как?

— Разрешит. Я нутром чую: выгорит дело.

— А если не разрешит?

— Все равно «маленькую» тебе отдам, — пообещал Дурмашина. — Мне она теперича ни к чему.

— Пошли, — как-то нехотя, будто через силу, согласился Локатор.

Трудно сказать, кто из них больше волновался, подходя к зданию конторы, Васька Дурмашина или Лешка Локатор. Дурмашина нервно насвистывал так полюбившуюся ему песенную фразу: «Надо, надо, надо нам, ребята, в жизни что-то совершить!», у Локатора тряслись руки и правое веко дергал нервный тик. По пути Лешка несколько раз предлагал Дурмашине распить «маленькую» на двоих, но Васька мужественно отказывался, хотя от близкого соблазна все больше и больше слабел, все больше нервничал.

В «предбанник» директорского кабинета, где сидела за пишущей машинкой Римма Белая, первым вошел уверенно и смело Дурмашина, за ним неуверенно и несмело Локатор.

— Чего надо?! — зашипела Римма ярко-красным ротиком. — Пошли вон!

— Заткнись, Римма! — миролюбиво просипел Дурмашина. — Мы не к тебе, мы к директору. Имеем право. Штатные и трезвые работники.

— Директор занят.

— Занят? Погодим, мы люди не гордые.

— В коридоре ждите.

— В коридоре стульев нету, а мы уставшие, — сострил Дурмашина и бесцеремонно уселся на стул рядом с дверью директорского кабинета.

Римма Белая моргала на Дурмашину накладными ресницами с ненавистью. Васька все еще умудрялся сохранять за собой кое-какой должок Римме, хотя она собственными руками выдавала Дурмашине зарплату. Не могла простить Римма Дурмашине и ту историю с коньяком, когда Васька под самым ее носом опорожнил директорскую вазу, надсмеялся над всей конторой.

Ваську так и подмывало сделать Римме предложение, которое он давно обдумал: пожениться и развестись. Он усыновит ее ребятенка, и пускай она получает с него алименты, назло Нинке. А ему каждомесячно с алиментов этих чтобы бутылка была. Но тут Дурмашина вспомнил, что бутылка ему теперича ни к чему, и решил не заводить с Риммой разговор на эту тему.