Борис Рощин - Открытая дверь

Новым директором Заготконторы Антоныч пока что был доволен. Илья Терентьевич мелкой опекой ему не докучал, не совал нос в каждую бочку, доверял. Перед начальством — ни перед своим районным, ни перед областным, которое недавно навестило Заготконтору, — не лебезил, не стлался, не ублажал застольем и природой, а держался со строгим достоинством. Особо нравилась Антонычу в новом директоре твердость слова и характера. Все свои обещания Илья Терентьевич выполнял или старался их выполнить. Правда, не все ему удавалось. Вот, к примеру, общежитие временное на базе организовал для грузчиков, а с питанием горячим не вышло. Договорились вроде бы с совхозом «Сокол», что на период сезона будут привозить на базу горячее в термосах, как и для механизаторов в поле, а что получилось? Привезли несколько раз, и заглохло дело. А неплохо было задумано.

Нравилось Антонычу и льстило, что Илья Терентьевич внимательно прислушивается к словам его, советам. Сколько раз он, бывало, говаривал прежнему директору, чтобы соорудить с погрузочной эстакады отдельный съезд для машин, а все впустую. И какой это умник такую чудо-эстакаду соорудил — и въезд единый на нее, и съезд. Будто нарочно сделано, чтобы заторы машин устраивать, тормозить работу. Новый директор и этот вопрос решил. Связи у него, конечно, большие, в горкоме работал. Поговорил с кем надо, и за два дня строители съезд отгрохали, что за несколько лет сделать не могли. Теперь на эстакаду и «шаланды» могут заходить, и ЗИЛы с прицепами.

Далеко не все новшества, вводимые директором Ильей Терентьевичем на базе, Антоныч принимал и одобрял. Особенно взволновало его и испугало даже предложение директора объединить в одну бригаду коренных штатных грузчиков и новоявленных, «волков» бывших. Предложение это показалось Антонычу настолько несерьезным, оторванным от реальной жизни и необдуманно-поспешным, что он довольно резко высказал директору это свое мнение прямо в глаза.

— Вот и давайте обсудим мое предложение не спеша, — проговорил директор спокойно. — Вы слышали, надеюсь, о комплексных бригадах?

После разговора этого с директором Заготконторы авторитет Ильи Терентьевича в глазах Антоныча упал. Да, о комплексных бригадах он слышал, радио, слава богу, слушает и газеты иногда читает. Но захотят ли слушать о такой бригаде грузчики Федор, Степа, Кулик-Ремезов, вот вопрос? Нет, не захотят, уйдут с базы. С кем он тогда останется? С Дурмашиной? С Цимусом? С любимцем своим Лешкой Локатором? Эти наработают!

Антоныча поражала иногда директорская наивность, с которой обращался тот и доверялся таким людям, как заготконторские «волки». Кажись, немало уже пожил и повидал человек, голова давно седая, а никак всерьез пытается Лешку Локатора перевоспитать? Но где-то в глубине души Антоныч понимал директора: все должно быть как в больнице. Хоть и безнадежный человек, а операцию делай, лечи. Таков закон человеческий. Все остальные законы, несогласные с этим, — звериные.

Васька Дурмашина получил официальное разрешение заведующего базой работать на автопогрузчике до первой своей хмельной минуты. Антоныч не очень-то верил в трезвую жизнь Дурмашины и потому определил Ваське недельный испытательный срок.

— Проработаешь неделю трезвым, переведу тебя официально с «плотника» на шофера автопогрузчика, — объявил Антоныч, — без права выезда со двора базы. И чтобы к следующему сезону права шофера имел.

— Будут права, Антоныч, — ответил Васька деловито, без всякой показной радости, и на построжавшее лицо его сразу легла тень озабоченности: — Обслужить погрузчик надобно, Антоныч. Масла́ заменить, тормоза проверить, рулевое. Дня три поковыряться придется.

— Два дня даю тебе на это, Василий. Больше не могу. Сам понимаешь, сезон!

Начиная с этой минуты и до первого своего выезда на погрузочную эстакаду, Васька Дурмашина занимался только погрузчиком. Не пил, не ел, не спал. Разбирал, чистил, смазывал. В одной майке, с руками, по локоть черными от грязи и масла, бегал с ведром на абразивный завод, шептался там о чем-то с шоферами грузовых машин. Обменял с кем-то старое рваное сиденье погрузчика на почти новое, невесть откуда достал плюшевую ленту нэповских времен с кистями-бубонами и развесил ее в кабине над ветровым стеклом. К концу срока, отпущенного заведующим на техническое обслуживание автопогрузчика, Васька собрал свою «ласточку», протер соляркой, отчего помятые бока ее игриво-молодо заблестели, и прикорнул в кабине отдохнуть часик-другой.

Над базой Заготконторы только-только забрезжил рассвет, когда взревевший мотор автопогрузчика сорвал предутреннюю дрему со сторожа Петруничевой. Схватившись рукой за сердце, Кошатница несколько мгновений приходила в себя, потом метнулась к оконцу и стала вглядываться в рассветную мглу. И вдруг увидела, как из-за угла овощехранилища выскочила небольшая темная тень, в которой сторож Петруничева тотчас признала любимицу свою Пальмиру. Задрав хвост, Пальмира мчалась к конторке, а следом за ней неслось черное чудище с горящими глазищами и сверкающими рогами-бивнями. Сторож Петруничева бесстрашно выскочила во двор базы, заорала:

— Ты чаво, паразит проклятый, кошек пужаешь?! Думаешь, управу на тебя не найду! Вот позвоню сейчас в милицию! Вот сейчас…

— Заткнись, тетка Оля, не шубурши, — миролюбиво прохрипел Дурмашина, высовываясь из кабины и притормаживая погрузчик возле крыльца конторки. — Нужны мне твои кошки! Это я машину опробываю. Хочу поработать маленько, покуда народа на базе нет.

С этими словами Васька Дурмашина дал газ, и автопогрузчик помчался к эстакаде. Возле аппарели стояли контейнеры с картошкой, которые не смогли вчера поднять на эстакаду обессиленные работой электрокары. Васька подцепил бивнями крайний контейнер, приподнял его и на малом газу двинулся вверх по аппарели. Но, видимо, не рассчитал центра тяжести — контейнер кособочился и сползал с бивней на сторону. Васька поддал газу, но контейнер вдруг вздыбился, перевернулся, почти полтонны картошки с шумом потекло по аппарели вниз. Чертыхаясь, Дурмашина вылез из кабины и, слегка удрученный, задумался. Собирать рассыпанную картошку в контейнер одному — полдня не хватит. Оставить, как есть, Антоныч не простит. Решительно харкнув, Васька двинулся к общежитию будить «волков». Не без труда он растолкал спящих дружков, поясняя многозначительно: «Дело есть». Злые, невыспавшиеся, но слегка заинтригованные ранней побудкой, «волки» поднимались ворча, с тайной надеждой, что Дурмашина разбудил их неспроста, что для этого у него должны быть серьезные и весомые основания.

Пока «волки» одевались, Васька громыхал в кладовке вилами, граблями, лопатами, отбирая нужный инструмент. Когда же Дурмашина объяснил дружкам трудовую задачу и вложил в их безвольные вялые руки крепкие картофельные вилы, на него посыпались проклятия.