Борис Рощин - Открытая дверь

Но Антоныч не хотел пробовать. Ох, как не хотел вводить ненадежных людей в «свою» бригаду, проверенную и сплоченную годами нелегкой работы. По опыту знал, как быстро может одна паршивая овца заразить все стадо, посеять раздоры меж людей, развалить бригаду.

Заведующий базой сделал еще одну попытку отговорить директора от необдуманной затеи. Но Илья Терентьевич неожиданно резко и сухо прервал Антоныча:

— Завтра вечером соберемся на базе с рабочими и все обговорим сообща. Там и выскажете свои соображения по этому вопросу. Предупредите людей: собрание в двадцать часов. Постарайтесь к этому времени закончить разгрузку машин.

Собрание базовских рабочих началось с опозданием на целый час от назначенного директором срока. К удивлению Антоныча и скрытой его радости, предложение Ильи Терентьевича создать на базе единую комплексную бригаду полной поддержки и одобрения у присутствующих не получило. После выступления директора Заготконторы слово взял Васька Дурмашина.

— Это как же понимать, Илья Терентьевич? — спросил он. — Я по штату плотник, работаю на должности водителя автопогрузчика, а кем я буду теперича в бригаде?

— И плотником будете, и водителем погрузчика, и, если надо, грузчиком.

— Выходит, все поровну получать будем? — уточнил Васька.

— Да, работать будете все на один наряд.

— И тетка Фрося тоже?

К удивлению Васьки, задавшего этот вопрос, никто не засмеялся. Тетка Фрося в сезон работала всегда рядом с грузчиками, подбирала в корзины рассыпанную по земле картошку. По две смены не разгибала спины и рисковала порой жизнью, спасая картофелины из-под ног грузчиков, выхватывая клубни из-под колес автомашин. Со всех сторон на тетку Фросю рушились матюги шоферов и грузчиков, но тетка Фрося увертывалась от машин, на матюги внимания не обращала, спасала рассыпанную картошку.

— Тетка Фрося бригаду никогда не подвела бы, — громко ответил Антоныч, — а вот на тебя, Васька, у меня надежды нет.

— И я не согласный! — тонко выкрикнул из-за спины Дурмашины Цимус. — Работать, как работали!

В конторке поднялся шум, все заспорили. Антоныч слушал галдеж и удивлялся, он никак не ожидал, что бывшие «волки» откажутся от столь заманчивого предложения — работать единой бригадой с грузчиками. Наоборот все получается…

К единому решению собрание так и не пришло. Предложение директора о создании комплексной бригады повисло в воздухе. Но Антоныч не сомневался, что Илья Терентьевич от идеи своей не откажется. Настырный мужик! Хотя в тонкостях базовского дела разбирается не всегда. Ох, не всегда разбирается!

База Заготконторы ждала и готовилась к приему кронштадтских матросов. Приезд матросов всегда был праздником для всей Заготконторы. Матросы — молодые здоровые ребята — не только помогали Заготконторе выполнять план отгрузки картошки и овощей, но и оживляли донельзя запущенную культурную жизнь овощной базы. По вечерам, после работы, матросы играли на гитарах, аккордеоне, пели песни, плясали, устраивали настоящие концерты художественной самодеятельности и, конечно же, танцы. Танцы эти пользовались у девчат ближайшей округи большой популярностью, ибо все матросы были последнего года службы и после окончания работ на базе разъезжались по родным своим домам. И нередко уезжали не одни…

Особенно ждал всегда кронштадтских матросов Васька Дурмашина. С приездом матросов жизнь для Васьки начиналась райская. За месяц общения с матросским камбузом и дружбы с коком Васька набирал в весе до десяти лишних килограммов. Обычно равнодушный к еде Дурмашина становился прожорливым до невероятности. В громадном количестве поглощал флотский борщ, кашу с мясом, макароны с котлетами, компот и прочие деликатесы, о которых в обычное время не мог и мечтать. Сожалел Васька лишь об одном: нечем у матросов запить сытный обед. И удивлялся: целый месяц живут ребята на воле и не пьют. Не для начальства не пьют, не для видимости — это Васька усекал сразу, а для себя. Бывали, конечно, случаи, когда пропускал иной матрос стаканчик водочки с бутылочкой пивка, но такому матросу Васька не завидовал. Если и оставляли его работать на базе, то на собрании шинковали от души. Васька любил слушать такие матросские собрания, пристроившись где-нибудь неподалеку. И даже вступался иной раз за обвиняемого, выкрикивая, что лично он стаканчиков таких каждый день до десяти штук выпивает и ничего, живет, работает не хуже других.

Иногда Васька после сытного обеда заваливался спать в крапивистый бурьян, подстелив под бок пару сухих досок. Просыпался вечером, разомлевший. Смотрел на розоватые облака, плывущие по закатному небу, слушал веселые переборы матросской гармошки, скликающей девчат на вечерние танцы, и ему было грустно-хорошо, и до слез хотелось другой — человеческой жизни. Ему хотелось быть на месте этих молодых непьющих ребят-матросов, быть вместе с ними, быть такими же, как они. Васька понимал, что для матросов он человек из другого мира, убогий, и не обижался на их скрытые, а порой и явные насмешки. Как и все заготконторские, Васька помогал матросам чем мог. Таскал воду для камбуза, пилил И колол дрова для кухни, чистил картошку, мыл после еды бачки, миски, ложки. Делал он это по собственной своей воле, а вовсе не за миску борща или каши. Общение с матросами молодило и будоражило Ваську, будило в его душе творческое воображение. Уединившись, Дурмашина доставал из кармана огрызок карандаша и вполне приличную записную книжку, которую он нашел в складе макулатуры и о существовании которой никто на свете не подозревал. В эту книжку заносил Васька, когда бывал трезв, свои мысли и жизненные наблюдения, в ней же пробовал себя в жанре короткого рассказа. Только одному человеку — Антонычу — приоткрыл Васька затаенную свою мечту: стать писателем. В конце концов не обязательно писать толстые книжки, хватит ему и газеты. Газета даже лучше, чаще выходит и больше знакомых людей ее читают. Васька не сомневался, что сможет написать не хуже того, что доводилось ему иной раз читать в районной их газете. Очкастый фотокорреспондент, что не раз отирался на их базе, сколько раз писал о Заготконторе, а ничегошеньки про нее не знает. По очкарику выходило, что на базе Заготконторы никто не пьет, не ворует, а только трудятся все ударно и наперегонки соревнуются между собой, за выполнение и перевыполнение плана борются. Вот он бы написал так написал! Все жулье в комок бы сбил, как в политуре лак. Вон конюх Женя тащится, альтернатива ходячая! Небось его, Ваську, ищет, полтинник свой получить хочет. Ободрал Соловья с головы до хвоста, волос парикмахерше Зинке продал на шиньоны. Доски на конюшне гнилыми горбылями заменил, сено своей корове перетаскал, теперь навоз ведрами для огорода ворует.