Борис Рощин - Открытая дверь

— Завтра в половине десятого быть возле конторы. Все вместе с Иваном Александровичем поедем в горисполком. На его машине. Смотри, орел-голубь!..

В эту ночь, предшествующую разбору в горисполкоме хмельной непутевой жизни штатного плотника Заготконторы Василия Яковлевича Кузьмина, Дурмашина, щедро поделившись «чертом» с нештатными работниками конторы, набросал в адрес заведующего базой немало сочных матюгов. «Черт», которым угостил его Лука Петрович, оказался разбавленным водой едва ли не на две трети и был не крепче самой захудалой яблочной «бормотухи».

Впоследствии, вспоминая горисполкомовскую комиссию, Васька Дурмашина и себе толком объяснить не мог, что заставило его, калача тертого, отправиться туда едва ли не добровольно. Наверное, и он не лишен был общечеловеческой слабости (а может, и не слабости вовсе) — любопытства. Дурмашину не испугало даже предупреждение Цимуса о том, что на комиссии, наверное, будет присутствовать сам начальник вытрезвителя, капитан милиции. И психврач, наверное, будет, и другие, опасные для «волков», люди. С комиссии этой можно, и очень просто, как говорится, не заходя домой, загреметь по путевке на лечение. К словам опытного Цимуса, пережившего не одну такую комиссию, стоило прислушаться, но Дурмашина не внял совету.

На заседание комиссии по борьбе с пьянством и алкоголизмом плотник Василий Яковлевич Кузьмин поехал на директорском «газике». Директор Заготконторы Иван Александрович молча и недвижимо сидел на переднем сиденье рядом с шофером, Васька Дурмашина сидел рядом с Лукой Петровичем на заднем сиденье — был сносно выбрит и приодет в черный флотский бушлат, одолженный по случаю у Петьки Убогого, под бушлатом виднелся светлый клетчатый пиджак и голубая рубаха с пуговицами, одолженные у Локатора. Штаны на Ваське были свои, рабочие, хлопчатобумажные, заправленные в резиновые сапоги. Хотя одежка с чужого плеча жала и кособочила Ваську, выглядел он для плотника вполне прилично.

Когда Дурмашина следом за директором Заготконторы и заведующим базой вошел в просторно-торжественный кабинет и увидел там много незнакомых людей, сидящих на стульях возле стены и в креслах, пальцы рук его начали дергаться, дрожать, а потом и все тело охватил мелкий ознобный колотун — как после великого похмелья. Но внимания на него пока что никто не обращал, и понемногу Васька успокоился. Сидел в дальнем от стола углу кабинета рядом с Лукой Петровичем, посматривал по сторонам. Из всех присутствующих здесь он знал в лицо лишь одного капитана милиции Дерюгина, начальника вытрезвителя. Несколько раз Дурмашина ловил на себе взгляд начальника вытрезвителя, хотел было поздороваться с капитаном, но не решился, отвел глаза в сторону. Подтолкнул Луку Петровича локтем в бок, прошептал сипло:

— Этот где, психдоктор?

— Вон сидит у окна, маленький, чернявый, — так же шепотом ответил заведующий.

— А рядом с ним?

— Редакция.

— А за столом, который на Цимуса похожий?

— На Цимуса! — фыркнул Лука Петрович. — Это ж Ганичев, председатель комиссии, это он с тебя сейчас стружку снимать будет, орел-голубь.

Но Васька Дурмашина уже успокоился и настолько освоился в незнакомом месте, что готов был к любому серьезному разговору. Единственное, что ему сейчас не хватало, так это стакана хорошего неразбавленного «черта». Вот тогда бы он мог вести разговор-беседу со всеми на равных. В общем-то, люди, которых наблюдал сейчас Васька, производили на него вполне благоприятное впечатление. Они шутили, смеялись, переговаривались. По всему было видно — выстави сейчас на стол бутылку, не откажутся. Вот только два человека смущали Дурмашину и не давали ему вконец расслабиться: начальник вытрезвителя Дерюгин и чернявый психдоктор. Было странно и непривычно, что капитан Дерюгин сидит среди всех остальных как-то тихо, незаметно и никто на него здесь не обращает внимания.

— Кажется, все в сборе, товарищи! — проговорил Ганичев. — Давайте начинать. Сегодня на нашу комиссию выносятся два вопроса: отчет по мерам усиления борьбы с пьянством и алкоголизмом в Заготовительной конторе райпотребсоюза и отчет о воспитательной и профилактической работе в сельском профессионально-техническом училище. Начнем, думаю, с Заготконторы, послушаем ее директора. Пожалуйста, товарищ Самодумов. Вам слово.

Иван Александрович грузно поднялся со своего места, откашлялся, потрогал под подбородком узел цветастого галстука и начал говорить негладко, явно нервничая:

— Наша Заготконтора, товарищи, план выполняет. Работаем мы неплохо, делаем, так сказать, все, чтобы и дальше работать хорошо. Признаю: пьянство — бич наш. Сами знаете, работа у нас тяжелая, много ручного немеханизированного труда, людей зачастую набираем случайных, работающих до первого рубля в кармане, отсюда и столь высокий показатель приводов в милицию, попаданий в вытрезвитель.

— Иван Александрович, — перебил директора Заготконторы Ганичев, — это все общие слова, которые мы не раз слышали. Из года в год ваше хозяйство держит первенство по количеству нарушений, связанных с пьянством. Что конкретно делается у вас в Заготконторе по этому вопросу?

— В прошлом году у нас в Заготконторе создана комиссия по борьбе с пьянством. Возглавляет ее заведующий овощной базой Заготконторы Лука Петрович Фомичев. Я думаю, что он лучше расскажет о работе этой комиссии, а я потом дополню его и отвечу на вопросы.

— Хорошо, послушаем председателя вашей комиссии, — согласился Ганичев.

Иван Александрович облегченно вздохнул, уселся на свое место, а Лука Петрович поднялся, достал из кармана блокнот, потом достал очки и не спеша пристроил их на носу.

Васька Дурмашина не ожидал, что Лука Петрович может так складно и интересно говорить.

— Вот в прошлое воскресенье вечером возвращаюсь я, товарищи, с работы домой, — начал Лука Петрович несколько неожиданно свою речь. — Иду мимо вокзала, слышу, орет кто-то, кричит, значит. Подхожу и эдакую картину вижу: подсаживает милиция в машину свою человека, пьяного орла-голубя. А тот брыкается и на весь вокзал орет, кричит, значит. И что, думаете, товарищи, он эдакое кричит? — Лука Петрович приподнял очки и обвел присутствующих внимательными острыми глазками.

Все смотрели на оратора молча, заинтригованные.

— А кричит он вот что, товарищи: «Не имеете права меня забирать, я директор Заготконторы!»

— Гы-ы! — не удержался и гоготнул Васька.

Засмеялись и все остальные, заговорили между собой оживленно, а председатель комиссии Ганичев постучал по графину карандашом, призывая к тишине.

Васька прекрасно знал историю, которую рассказывал сейчас Лука Петрович. Это бывший его друг-приятель Толька Андрюшин — грузчик с пилорамы деревообрабатывающего комбината — отхохмил номер.