Борис Рощин - Открытая дверь

— Не подумайте, товарищи, что я сочиняю-выдумываю, — продолжал Лука Петрович. — Вот товарищ капитан Дерюгин не даст соврать. Было такое дело, товарищ капитан?

— Было, — хмуро подтвердил начальник вытрезвителя.

— Видите, товарищи, какой получается засол? Пьянчуга в общественном месте во всю глотку возводит поклеп на руководителя и на всю организацию. Ну, хорошо я тогда вмешался, разобрались, что к чему, но слухи-то по городу пошли. Я к тому все говорю, что на контору нашу часто чужие грехи вешают. Вот в прошлом месяце…

— Давайте ближе к делу, товарищ, — перебил заведующего Ганичев. — Расскажите о работе, которую проводит ваша комиссия с пьяницами, и каковы результаты этой работы.

— Ну, что ж, давайте сперва варить, а потом собирать, — несколько обиженно согласился Лука Петрович. — Прежде всего, антиалкогольная работа нашей комиссией поставлена так, что ни один случай пьянки не остается без внимания и самого тщательного перебора. К нарушителям принимаем меры морально-общественного порядка, и рублем бьем, лишаем премии. На все бумаги из милиции, из медвытрезвителя, даем своевременные ответы.

— Что верно, то верно, — проговорил капитан Дерюгин. — Ответы на наши представления Заготконтора дает лучше всех. А вот что там ведется хоть какая-то работа с пьяницами, я сомневаюсь.

— Ваше дело — сомневаться, наше — работать! — с достоинством ответил Лука Петрович и раскрыл блокнот. — Вот конкретные факты, из которых, как говорится, усушки и утруски быть не может. В прошлом годе у нас в Заготконторе только работниками центральной районной больницы проведено бесед и лекций: на тему о вреде алкоголя — три, на тему о вреде и последствиях случайных встреч — одна, на тему о вреде курения — одна. Не будем, как говорится, включать в ведомость беседы-лекции общества «Знание» и прочие, и прочие. У нас регулярно выпускается стенная газета «Заготовитель», где мы, как говорится, первым сортом снимаем шкуру с пьянчуг-нарушителей. Редакция, правильно я говорю?

— Да, стенгазета в Заготконторе выпускается регулярно, — подтвердил «редакция».

— Мы стараемся охватить всех, склонных к употреблению, культурными мероприятиями. В прошлом годе провели: экскурсий по памятным местам — одну…

— Гы-ы! — вдруг совсем вроде не к месту и для всех неожиданно гоготнул Дурмашина.

Лука Петрович глянул на Ваську, который сразу же осекся, и продолжал:

— …организованных выездов на природу, с собиранием чаги и лекарственных трав, — четыре, культпоходов в кино — три. Да, прошу прощения, совсем из головы вон, — Лука Петрович поправил очки и посмотрел, улыбаясь, на капитана милиции Дерюгина. — Самыми частыми гостями у нас в Заготконторе бывают работники милиции и лично товарищ Владимир Захарович Дерюгин. Сколько они с нашими кадрами провели бесед-лекций, не счесть.

— А результат есть? — спросил кто-то.

— А как же без результатов, товарищи?! — удивился Лука Петрович. — Пожалуйста, пример, ничем, так сказать, не разбавленный. Работает у нас на базе Антон Анисимов, бригадир грузчиков. Недавно о нем редакция наша уважаемая писала, и карточка его бригады в газете помещена была. А ведь из присутствующих здеся товарищей кое-кто помнит еще, каков был Антон Анисимов раньше-то. Верно я говорю, Владимир Захарович, помнишь еще Антона Анисимова?

— Все бы такими были, как Антон Анисимов, — буркнул начальник вытрезвителя.

— Все схожими, само собой, быть не могут, — согласился Лука Петрович. — А вы, товарищи, думаете, Антон Анисимов так, задарма, за глаза красивые исправился? Нет, пришлось нам с ним поковыряться, провести, так сказать, эту самую антиалкогольную и прочую работу.

«Это о ком он говорит, никак, про Антоныча? — тупо соображал Дурмашина. — Верно, про Антоныча… Ловок, Лука Петрович, ну ловок».

— Примерчик этот с Антоном Анисимовым идет, прямо скажем, первым сортом. Вот вам, так сказать, и результат нашей работы. Грех на душу не возьму: не всегда эдак-то получается. С иными возишься, стараешься, а результат… — Лука Петрович безнадежно махнул рукой. — Но работаем! Всех охватываем социалистическим соревнованием, этим, как его… наставле…

— Наставничеством, — подсказал кто-то.

— Да, им. И шефство над пьющими у нас в Заготконторе не последним сортом идет. Лично я, к примеру, над этим вот орлом шефствую, — Лука Петрович легонько хлопнул Ваську по плечу. — Рекордсмен, можно сказать, наш по алкогольным нарушениям, но работу с ним не прекращаем.

После этих слов Луки Петровича все повернули головы в сторону Дурмашины. Васька выпрямился на стуле, зарделся румянцем, дымчатый пиджак на его спине вдруг громко треснул по шву.

— А почему он здесь сидит?! — удивленно спросил Ганичев и укоризненно посмотрел на молодую дородную женщину. — Васса Николаевна, это ваш недосмотр.

— Мой, Алексей Владимирович.

— Выйди в коридор, — сухо и жестко приказал председатель комиссии Дурмашине, — и жди там. Когда нужно, позовем.

Васька вышел в коридор и хотел сразу дать деру в родную Заготконтору, но потом подумал, что Голуба ему этого не простит, и остался стоять за дверью. Хотелось курить и малую нужду справить, но Дурмашина терпел, ежился, сучил ногами.

Когда же, наконец, дверь вновь открылась и Васька услышал свою фамилию, ему хотелось только одного, чтобы все поскорее кончилось. Интерес к предстоящему разговору-беседе с комиссией у Дурмашины пропал, и на просьбу председателя комиссии рассказать о себе, Васька буркнул:

— Чего рассказывать-то! Родился от папы с мамой. Пять лет учился, год сидел, остальные годки вкалываю. Не ворую, пью на свои, живу в сплошной альтернативе. Все, вроде.

Потом плотника Кузьмина спрашивали о многом: почему пьет, где живет, о семье, как думает строить свою жизнь дальше? Васька односложно огрызался, и даже слова Луки Петровича о нем, как о безотказном, трудолюбивом работнике, даже эти слова не взволновали его. И все же от одного короткого негромкого вопроса Васька пришел в себя.

— Лечились от алкоголя?

— Не… — промычал Дурмашина, холодея. — А че мне лечиться, я не больной. Я во — спросите Луку Петровича — неделю могу не пить, если захочу. Скажи, Лука Петрович, помнишь, весной, когда за сморчками ездили, я, почитай, всю неделю не пил. Верно, Лука Петрович?

Васька так разволновался от вопроса чернявого психдоктора, что никак не мог успокоиться и тогда, когда понял, что на лечение его не отправят, и когда вернулся в Заготконтору опять же на «газике» Ивана Александровича и вместе с ним.

Иван Александрович проехал прямо на базу, молча вывалился из «газика» и следом за Лукой Петровичем прошел в конторку, в кабинет заведующего. Дурмашина остался на «общей» половине, где дремали его дружки — «волки». Уселся на скамью возле плиты, прохрипел сипло: