Иосиф Герасимов - Миг единый

Его провожали шумно: устроили вечер, нанесли подарков. И только когда Юрий Петрович принял цех и стал вникать в дела, выяснилось, как все здесь запутано-перепутано. Все надо было заново перекраивать…

К счастью, цех был новым, и это облегчало задачу: не надо было ломать устоев. И все равно он многого бы не смог сделать, если бы не Леля. Какое же это счастье, что она у него есть! Наверное, иначе бы и жизнь сложилась, если бы не она… Все-таки сколько ни смейся над предопределением, роком, судьбой, а никуда от них не денешься; ведь вот потерял он Лелю после школьных лет, даже забыл о ней, а она опять нашлась. Вот как он ее встретил снова…

Умер отец. Умер на улице: упал и не сумел подняться. Его подобрала «скорая помощь». Мать сутки звонила по всем знакомым, не знала, куда он мог деться, потом обратилась в бюро несчастных случаев. Там навели справки и сообщили: тело можно получить в морге. Юрий Петрович взял документы отца и вместе с матерью поехал в морг. Прибыли они туда рано. Двери оказались на замке. Это было старое полукруглое здание с широкими мраморными ступенями. В стороне под деревом стояла скамья. Они сели на нее, чтобы дождаться, когда откроют. Все здесь было мирное, тихое. Перекликались птицы, и трудно было поверить, что сидят они рядом с обителью смерти. Примерно через полчаса послышался шум мотора, подъехало такси, остановилось возле мраморных ступеней. Оттуда весело, бойко выскочили двое, оба в американских джинсах и легких куртках, с плоскими чемоданчиками, которые назывались «дипломаткейс». Один в больших роговых очках, другой усатый, пожалуй, только это и отличало их друг от друга. Усатый лихо хрустнул денежной купюрой перед носом водителя: «Держи, шеф». Потом оба легко взбежали по ступеням, усатый вынул из кармана ключи, очкастый попридержал замок… И пока они все это делали, Юрий Петрович думал: нет, это ошибка, эти ребята не могут быть здесь хозяевами, по его представлению, тут должен был начальствовать какой-нибудь мрачный дядька с сизым носом. Очкастый повернулся и вежливо сказал: «Минуточку».

Прошло еще некоторое время, и он снова появился на крыльце, теперь уже в блекло-синем халате и такой же шапочке, и мягким движением руки указал на вход. Юрий Петрович, поддерживая мать под руку, двинулся за очкастым в узкую комнату, где стоял затертый канцелярский стол и два стула. Очкастый взял документы, сочувственно покачал головой, внимательно посмотрел на мать, и Юрий Петрович только сейчас увидел, что лицо у него веснушчатое, доброе и глаза приятные, вежливые, и сказал-то он, словно бы смущаясь:

«Видите ли, у вашего мужа… э-э-э лицо синюшное. Мы, конечно, приготовим, но после работы… Сами понимаете…»

Юрий Петрович еще ничего не понял, но мать поняла и, торопливо открыв сумку, быстро вынула оттуда деньги, но тут же растерялась:

«Но я не знаю, сколько?..»

Очкастый быстрыми, тонкими пальцами сам взял двадцатипятирублевку, и она растаяла в рукаве его халата.

«Не беспокойтесь, все исполним как следует…»

Это потом выяснилось, что ничего такого не надо было делать, потому что, как только весть о смерти Полукарова-старшего распространилась, множество людей кинулось на помощь их семье: и организации, и старые друзья отца. И все стали хлопотать, чтобы похороны прошли хорошо и чтобы отцу были отданы должные почести, и эпизод этот в морге легко бы забылся, если бы не одно обстоятельство…

Месяца через три после смерти отца, уже поздней осенью, Юрий Петрович встретил Лелю. Шумное, колготное было время, собирались самыми разношерстными компаниями, чаще всего на какой-нибудь квартире. Хозяйка, как правило, варила чуть ли не ведро кофе — прежде его не жаловали, а тут словно бы заново открыли для себя. И обязательно в этой компании оказывался или молодой, но уже с шумным, именем поэт, или же композитор-песенник, или актер из «недоступного» «Современника», или же художник-абстракционист, выставку его картин порой тут же на квартире можно было и увидеть. Ребята из Бауманского любили мотаться по таким компаниям. Это считалось особым шиком у «технарей» — иметь в приятелях молодое, но уже известное дарование. У Юрия Петровича подобных знакомств не было, но мотаться по таким компаниям он любил: отходил душой от муторного состояния, навалившегося на него после смерти отца… Так вот и случилось, что в одной старенькой квартире с грязными потолками и облезлыми обоями, куда битком набились студенты, чтобы послушать песенки молодежного барда, он увидел Лелю. Сначала даже не поверил, что это она, — уж очень похорошела Леля за годы их разлуки. Она тоже его узнала сразу, как увидела, и кинулась через толпу к нему, расталкивая тех, кто слушал пение. На нее шипели, грозили кулаками, а она, не обращая ни на что внимания, повисла у него на шее и откровенно поцеловала…

«Юрка, ну и дурачок же ты! Ну зачем, зачем ты потерялся?!»

На них никто не смотрел, целуются, ну и пусть себе целуются, экая невидаль. Все слушали барда, а пел он и впрямь отлично…

«Может, уйдем отсюда?» — предложил он.

Она мгновение поколебалась, посмотрела в ту сторону, где стоял узкоплечий с нежным лицом гитарист, но тут же согласилась.

Они пробились в заваленную плащами, куртками, зонтами прихожую, каким-то чудом отыскали свои вещи, и, когда выбрались из дому под моросящий дождь, их окликнули.

«Это мой друг Костя Веселовский, — сказала Леля. — Я с ним пришла».

Юрий Петрович протянул руку, вгляделся и узнал того очкастого из морга. Очкастый смотрел ласково, добро и смущенно морщил веснушчатый лоб. «Не может быть…» — пробормотал Юрий Петрович, но на это его бормотание никто не обратил внимания: расплескивая лужи, через мутную дождевую завесу летело такси, и Леля, вскинув обе руки, остановила машину. Юрий Петрович опомниться не успел, как оказался на сиденье позади шофера.

«Сейчас мы в одно местечко, — бормотал Костя. — Школьный приятель… Это надо серьезно отметить».

Они остановились на ярко освещенной площади. Костя первым выскочил из такси, открыл дверцу перед Лелей и Полукаровым, и они пошли к подъезду с большими стеклянными дверями. За дверями стоял бородатый швейцар, бдительно оглядывая тех, кто входил, и требовал пропуска. Увидев Костю, он улыбнулся:

«Проходите, милости просим».

А через несколько минут они уже сидели за ресторанным столиком, и первое, что Юрий Петрович обнаружил: множество знакомых лиц, хотя мог поручиться, что никогда с этими людьми не встречался. Через некоторое время он понял, что просто видел этих людей на экранах кино и в театрах — это были актеры, и ресторан здесь был для них. К Косте подошел официант, и он стал заказывать еду и выпивку, и, пока он заказывал, Леля взяла Полукарова за руку и спросила: