Борис Попов - Без четвертой стены

— Сади, говорят!

— Не указывай. — Пилот зевнул. — Кройте к диспетчеру.

Диспетчер — дородная женщина в аэрофлотской фуражке — оказалась сговорчивей, выделила дополнительный «Ми-4».

Летели низко. Огромный пропеллер-крест натужно мотался в хлопьях облаков, дождь слезился по иллюминатору и исчезал, сдуваемый потоком воздуха. Артисты, зажатые коробками с тушенкой, сидели, согнувшись, примолкшие. Красновидову при его росте совсем было худо. Он скрючился на коробке, продавил ее, ноги затекли, двигать ими не мог. Терпел. Разговорился с соседом. Вернее, разорался — от шума в кабине говорить было невозможно. Сосед оказался топографом из того самого поселка, куда они получили направление. Когда Красновидов сообщил, что у них есть намерение встретиться с поисковиками, дать концерт, тот сокрушенно помотал головой и обрадовался:

— Концерт? Кому? В поселке только роженицы и больные. Снялись мы. Поселок — тютю. Дай бог найти наших ребят. Садиться будем наугад. Лишь бы не на болото.

— Есть у вас там какая-нибудь база? — кричал ему в ухо Красновидов.

— База е-есть!

Сосед, не жалея связок, орал громче Красновидова.

— Палатки. На двоих одна. На базе сейчас человека четыре, остальные пошли вперед. На просеке, стволы валят. Лафа, а не жизнь.

У соседа была луженая глотка.

— Мы на птичьих правах, товарищ артист, нам даже тушенку не разнарядили.

И влепил непечатное словцо.

— Трое из нас выделены добывать мясо в лесу. Охотятся. Нам говорят теперь… — Он закашлялся. — Хотите, говорят, нефть искать? Ищите, мы за «интузиазм» платить не будем, нам нефть на-гора давай. Только, говорят, напрасно стараетесь, в Сибири она предполагается теоретически, у кого-то в расчетах, у кого — от активной фантазии, а в натуре, что ни скважина — пустая. Мы сейчас дрейфуем, товарищ артист.

И сделал жест, стараясь показать, как они дрейфуют.

— Так что раньше суток народу не соберешь! — горланил топограф. — Ползем на север.

Тарахтел оглушительно винт над головой, металлическая обшивка кабины с угрожающей силой вибрировала, где-то лязгало, что-то скрежетало, гудело в салоне, как в пустой бочке. В обшивке под сиденьем — сквозная дыра, из нее пронзительно дуло. Геннадий Берзин, обнаружив ее, заткнул перчаткой. Сквозить перестало. Иногда виделось, как поодаль из тучи в тучу нырял другой вертолет с несговорчивым пилотом. Потом он вообще скрылся из виду. В болтанке машину вдруг резко роняло, и тогда екало под ложечкой. Марина Рябчикова вскрикивала и запрокидывала голову, ее совсем укачало. Вертолет шел над тайгой. Жидкие, словно обглоданные гигантским зверем, деревца теснились друг к дружке на пятачках, кучно разбросанных по широченной равнине болотной воды. Вода, где ржавая, где белая от плесени, клубилась испареньями; окрест черных, мертвых болот — ни травинки, ни кустика, ничего живого.

Развернулись на посадку. Под брюхом вертолета показалась лежневка — повал стволов, скрепленных железными скобами, на них с полметра грунта. Грунт, конечно, смывает, сдувает со стволов, и машины идут по лежневке, как по ребрам. Трясет нещадно, и скорость, дай бог, километров десять, а то и меньше. Лежневка ведет как раз к мертвому болоту. Чуть в стороне, вразброс, три вышки. А впереди — конец света, шага не ступишь, никакая техника не пройдет. Что там? Неизвестность. Но будут гатить, будут искать нефть.

У кромки болота бревенчатый квадрат — настил. Вертолет опускается на этот квадрат, освобождается от вахтовой смены, от нескольких коробок тушенки (остальные полетят на другой куст). Наделав ветра, раскручивается пропеллер. Машина, дрогнув, подпрыгнула и словно ввинтилась в толщу набухших от дождя облаков.

Четыре парня, вымокшие, измаянные комариным адом, сидели вокруг костра и ели суп с кониной. Последнее тягло — спасение отряда — пало. Теперь весь скарб, всю технику-механику взваливай на плечи и жми-вали с нерадостной песней «нынче здесь, завтра там».

Топограф, летевший из Крутогорска, представил артистов ребятам. Те, не удивившись, запросто пригласили артистов к костру и дали тощего супа, заправленного размокшими сухарями. Рассказали, как пала лошадь, как освежевали ее и решили пустить на мясо. Как услышали, а потом и увидели вертолет, пока обозначали место посадки, он кружил, кружил над бивуаком. Скоро еще несколько человек должны вернуться с охоты. Если повезет, накормят артистов дичью. Может, чего покрупнее уложат. Такого зверя, что и телега понадобится. Охотники-то не ведают еще, что лошадь уездилась. На телеге, забравшись под тент, улегся топограф и заснул. Артисты грели руки о стенки котелков, костер, то и дело затухая, нещадно дымил, вызывая кашель.

— Значит, концерт? — невесело спрашивает бородатый парень.

Он сидит под зонтиком и, видно, здесь за старшего. Во всяком случае, суп варил он. Артисты, конечно, смущены. Они прибыли сюда работать и рассчитывали хотя бы на барак, на обыкновенный красный уголок. А тут… Пока в Крутогорске планировали маршрут, эта разведочная партия снялась, покинула поселок и с одной повозкой — топоры и рюкзаки на себе — махнула по координатам, указанным сейсмологами, километров за пятьдесят на северо-восток. Каким чудом отыскал пилот этот малюсенький, зажатый тайгой и болотами лагерь — не объяснить. Но каким чудом он заберет завтра артистов?

— Да-а, — отвечает врастяжку Красновидов, — концерт. Может быть, все же народ подойдет, соберется?

— Вряд ли, — говорит бородатый. — Дождь зарядил. А впрочем… Голод может загнать, ребята налегке. У нас так: поменьше навьючишься — дальше пройдешь. Иногда рискуют. Для нас, геологов, километраж — что для буровиков метраж. Зачтется. А пока берите топор, рубите хвою, соорудим для вас вигвам… Палатку? С палаткой сложнее. Как с женщинами?

Красновидов сказал бородачу, что одна из них — супруга Берзина.

— Это мы понимаем, — сказал старший. — Одну как-нибудь пристроим. — Он приосанился и бросил злодейский взгляд на Марину Рябчикову. — Вас?

Марина не выдержала взгляда парня, струхнула. И, словно защищаясь, объявила:

— Я буду спать со Светланой.

— Как угодно. — Парень разочарованно пожал плечами. — Только вам втроем тесно будет в одной палатке, не повернетесь.

— Повернемся. — Марина прикончила эту тему.

К вечеру дождь прекратился, но небо было еще пепельно-серым. Тучи плыли низко, почти цеплялись за верхушки тощих, без ветвей, сосен. Темнело. И тогда вернулись охотники. Трофеи уместились в одном рюкзаке. Это считалось не густо. Разогнали костер жарче, начали готовить ужин. По случаю знакомства с артистами лекарь выдал из санаптечки «по двадцать капель».

На поминки коня — еще по двадцать! Не чокаясь, Берзин спросил у супруги: