Борис Попов - Без четвертой стены

Красновидов эти дни часто бывал у него на квартире и просиживал допоздна. Он не мог не заметить, что сдвиги в работе над образом произошли.

Валдаев чертыхался:

— Грязнее дела не встречал. Кошмары снятся: застенки, «шванцпарады», рыцарские кресты, черт бы их. Гитлера во сне видел. На танке. Строчил из пулемета и орал: «Хайль, хайль», черт бы его.

Жена, Элла Ивановна, потчевала их обливными пирожками с яйцами, чаем и мороженой клюквой.

— К черту пирожки! — взрывался Валдаев. — И клюкву к черту! Я Тышлер или не Тышлер?!

— Тышлер, Витенька, Тышлер, — пугалась Элла Ивановна. А он на полном серьезе орал:

— Тогда сырого мяса мне! Кружку баварского, сакрамент нох айнмаль!

— Ну вот, — вконец огорчалась Элла Ивановна, — он и со мной уже как солдафон.

Глаз у Виктора Ивановича становился порой водянистым. Он вроде бы обесцветился, опустел, во взгляде ощущалась холодная бесстрастность, в интонациях появились ноты неуверенности, панического страха, это уже «туда». Появилась надежда: вот-вот.

Но выходили на сценическую площадку и… ни одного попадания. Снова садились за стол, снова копались, спорили.

— Не идет! — Валдаев безвольно разводил руками.

— И не пойдет, — добавлял Красновидов, — пока ты не плюнешь на Тышлера-фашиста и не найдешь существо Тышлера-человека.

— Тышлера-человека, говоришь? — спрашивал Валдаев, будто проснувшись от кошмарного сна.

— И не иначе.

— Черт возьми, я же чувствую, что играю вообще бяку, вообще гада, сволочь. А?

Ермолина подлила масла в огонь:

— Ты, Витюша, забываешь одно: прежде чем дикую лошадь объездить, на нее надо залезть.

Валдаев потер утомленные от очков глаза, откинулся на спинку стула и начал раскуривать трубку. Потянуло «Золотым руном».

— Спасибо. Я, кажется, понял.

— Мы все рады, что понял. Для актера «понял» означает — сделал. А перерыв, между прочим, еще не объявлен, — мягко намекнул Красновидов, — студиец Дорофей Лукьянов тоже курящий.

Валдаев заткнул трубку большим пальцем.

— Всю первую картину сначала! — скомандовал режиссер. — Специально для Валдаева. После перерыва садимся за второй акт.

У Бурова совещание. Экстренное. Почти стихийное. Но непрошеных гостей нет. Вместительный кабинет забит до отказа. Стоят в дверях, сидят на подоконниках, на ковре, стоят вдоль стен. Геологи, буровые мастера, сейсмики, топографы, вышкомонтажники. Притопали из тайги, с лесопросек, из разведпартий, от буровых с дальних профилей, кто на вертолетах, кто на попутных тягачах. Усталые, промерзшие. Времени в обрез, но много наболевшего, неотложного. Среди них приткнувшиеся в углу Красновидов, Борисоглебский и Рогов. У них свои заботы. Но возникший в кабинете секретаря горкома партии разговор впрямую коснулся задуманной пьесы о газонефтедобытчиках, и это, пожалуй, важнее самой причины их прихода сюда. У Борисоглебского на коленях портативный магнитофон.

Духота. В открытую форточку врываются морозные струи, но воздух не свежеет, не разряжается от дыма и запаха отопревшей кожи дубленок, кирзовых сапог. Говорят, перебивая друг друга, но по-деловому, скупо, репликами.

Буров без места. Стоит посреди кабинета:

— В районе поселка Семнадцать опорной скважиной вскрыты битуминозные породы с содержанием битума до восьми процентов. Что скажут геологи?

— Рассчитываем получить прямые нефтепроявления.

С подоконника:

— Столько лет ползали по тайге впустую. Ни проектов, ни материалов, ни людей.

Чей-то промерзший, прокуренный бас:

— Самодеятельностью занимались.

Бородатый, лет сорока:

— Приезжал к нам на буровую из «Главгеологии». Сунул нос, повертелся, покуражился: «Свертываться!» Как так? Я бурю. Мне выговор. Все равно бурю. Меня снимают. А тут ударил первый фонтан. Небольшой, литры, но это же нефть?!

— РБ-9 предполагает суточный дебит одной скважины пятьсот тонн.

— Предполагает! Ну, допустим. А толку? Кругом болота. Как вывозить?

— РБ-9 дала фонтан внезапно, кто же думал?

— Кому положено, тот и думать должен.

— Поставить в обкоме вопрос: немедленно мобилизовать все силы на транспортировку. Ведь миллионы рублей полетят на воздух.

— Заложить трубопровод.

Краснолицый в каске, напяленной на ушанку:

— Испугаются затрат. Скажут: дай сперва промышленную норму, а тогда…

С подоконника:

— Во-во. Про белого бычка. И получится — газ, нефть будут, а использовать не сможем.

— Сергей Кузьмич, надо обустраивать быт. Люди так дальше жить не могут.

— С теплицами надо решить вопрос. На двенадцатом в столовке зимой свежие огурцы!

— Местные колхозы надо взять под надзор «Главгеологии». Тогда и огурцы, и молоко, и картофель. Капуста, если хорошо обихожена. До каких пор возить все это за тысячи верст?

— Пригласить артистов на буровые. Пусть выступят.

— В балке? Или на свежем воздухе?

— Надо клубы строить. Дичаем.

— Массово-политическая работа неудовлетворительная.

— Ее вообще нет.

— Бани нужны. Неделями на базе не бываем, а по уши в грязи круглый день, закоростели.

Начальник разведотряда, худой, с ввалившимися щеками, простуженный, сипит:

— А что же нам тогда говорить? Разведчики зимой в палатках месяцами сидят, без завоза продуктов, белья, медикаментов, три месяца не получают зарплаты. Десять лет топчем тайгу, оконтурены огромные площади. Явные показатели на нефть.

Начальник разведки закашлялся, прикрыв шапкой рот.

Буров дождался, пока все высказывались, а потом взял слово:

— Подведем черту. Ваши беспокойства справедливы, требования законны. Теперь уже ясно, что в Сибири нефть есть. В Крутогорском районе общее количество полученной нефти превышает две тысячи тонн. Определены горизонты, которые дадут по крайней мере двести тысяч тонн; годовой дебит нефти в нашей области может равняться числу с восемью нулями. И все-таки далеко не все еще убеждены в практической целесообразности сибирских открытий. Маловеров много. И, к огорчению, от них в основном зависит, когда, где и как начать добычу. Маловеров, перестраховщиков убедят только миллионы тонн уже поднятой нефти.

Он медленно вышагивал на маленьком пятачке ковра, окруженный взволнованными, сердитыми и обескураженными ребятами.

— Поднимем — тогда деньги, средства, техника и все остальное организуются сразу. По закону рентабельности. А сейчас — ножницы: мы рискуем здоровьем, силами, даже жизнью и верим. Иные рискуют лишь финансовыми затратами и не верят. Риск на риск. Один умный человек сказал: тому, кто участвует в деле, все потемки, тому, кто смотрит со стороны, все ясно. Пока что, скромно говоря, литры. Литры никого не убедят. Большие надежды возлагали на РБ-7. Пожар, вспыхнувший на буровой, — потеря большая. Пламя слизнуло вышку, уничтожены ценные показатели. При опробовании скважины допущена непозволительная ошибка. Что ж, бывает. Но объективно сам выброс вселяет веру: Крутогорская платформа может стать ведущей нефтеносной… Теперь. Культура и быт. Это первоочередная статья. Средний возраст жителей новых поселков — двадцать четыре — двадцать шесть лет. Все это в основном мастера, большинство с высшим образованием, некоторые становятся авторами крупных научных разработок. Отсутствие духовных и культурных ценностей здесь скоро станет причиной бегства из этих поселков. Надо больше заглядывать в глубину нравственных, психологических преобразований человека будущего. Нам от этой проблемы не уйти, и мы ее всеми силами решим. Люди пришли сюда не за длинным рублем, они и дома зарабатывали не меньше. Их влечет необычность, новизна, эксперимент, масштаб. Перспективные возможности Сибири измеряются континентальными масштабами. Это можно сравнить с открытием новой Северной Америки. И не к лицу нам называться провинциальной глухоманью. Провинция — понятие не нравственное. В дальнем уголке можно жить по-столичному, а в крупном городе провинциально прозябать. Обустройство базовых поселков — задача государственного значения.